Многоженство. По словам Ахмата, у весьма немногих туземцев более пяти жен, у большинства их две, нередко одна. Особенной покупки женщин в жены не существует, это — дело соглашения с родственниками. Все жены, хотя бы их было и пять, живут в одной хижине [247]. Когда мужчина берет себе новую жену, то он уводит ее на несколько дней с собою в лес, оставаясь иногда там недели две и более. Потом парочка возвращается домой, и новой жене приходится знакомиться со старыми. Без побоев и брани не обходится.
Сначала, когда Ахмат только что появился между туземцами, когда имел еще достаточно вещей разного рода, нравившихся туземцам, он был встречен по деревням с большим почетом: везде его кормили исключительным образом и, когда он отправлялся спать, клали около него по обе стороны молодых девушек, к которым он, однако же, не должен был прикасаться. При малейшей фамильярности с его стороны они с криком убегали. Я узнал также от Ахмата, что девушки при наступлении зрелости и женщины после родов носят здесь специальный костюм из кадьяна, вид которого меня так изумил при посещении деревни Пургасси[248].
«Р у e н — р и м а т» — кость, украшенная перьями крыльев орла (
Раз, напр., Ахмат был свидетелем следующего случая. В Суоу пришло несколько гостей из соседней береговой деревни. Между ними находился один туземец, державший себя очень важно, на спине у которого болтались два руен-римат. После обычного угощения, когда гости собирались уходить, им были поднесены жителями деревни Суоу, сообразно общему папуасам обычаю, подарки. Эти подарки состояли, во-первых, из свертка недоеденного угощения[250], а затем из нескольких предметов, которые не составляют редкости в деревне Суоу, но не встречаются в таком изобилии[251] в деревне посетителей. Все гости молча приняли подарки, но важный человек с двумя руен-римат насупился и, положив подле себя подарки, начал речь, в которой высказал мнение, что подарки эти достаточны были бы для простого человека, но не для него. Перекинув оба руен-римат себе на грудь, он указал на один из них, требуя прибавки подарков. Их принесли. Он этим, однако же, не удовольствовался и, показывая на другой руен-римат, потребовал: «и для этого». И это было исполнено как что-то должное. Ахмат уверял меня, что туземцы, обладатели руен-римат, очень нередко прибегают к подобным вышеописанным указаниям на руен-римат.
В последние годы туземцы, заметив желание европейских тредоров, собирающих этнологические коллекции, приобретать экземпляры руен-римат, прибегли к подделке настоящих. В некоторых случаях они просто делают их из куска дерева, вырезывая его в виде кости или вставляя между перьями какую-нибудь человеческую кость (не humеrus), иногда даже птичью.
Правосудие. По словам Ахмата, если кто-нибудь убит или что-либо украдено, третье лицо не вмешивается. Обиженный или обиженные мстят, как могут. Если кто открыл что-нибудь у него украденное в хижине соседа, то он берет свое и отправляется в ум-камаль бить в мраль. Если вор молчит — делу конец; если произойдет драка и один убит — посторонние не вмешиваются.
О своей жизни между туземцами Ахмат сказал, что хотя ни разу туземцы не покушались его убить, но что он никогда не чувствовал себя в полной безопасности среди них. Одно казалось ему верным, что его не убьют из-за желания съесть его, так как он не раз слышал от туземцев выражение отвращения к мясу светлокожего человека. Ему много раз предлагали жен, обещая построить для него отдельную хижину, если он женится. Но все предлагаемые женщины были стары, и это обстоятельство заставляло Ахмата отказываться. Лишних молодых девушек в Суоу не было, или туземцы берегли их для себя. Он обыкновенно жил в одном из ум-камаль и не может вообще жаловаться, что с ним туземцы обращались нехорошо.
О тредоре О’Хара Ахмат рассказал мне многое, что объясняет плачевную участь этого человека. По уходе шхуны «Sea Bird» О’Хара, которому, как и другим тредорам, был оставлен небольшой запас красного вина и «бренди», находился почти ежедневно в полупьяном состоянии и нередко в положении полной невменяемости. Разумеется, такое состояние не могло поставить этого человека высоко в глазах туземцев. От полной фамильярности туземцы мало-помалу перешли к самым нахальным требованиям. Смотря по состоянию, в котором находился О’Хара, он то упрямо отказывался от исполнения желаний туземцев, то, смеясь, раздавал им больше, чем требовали. Хижина его была днем, а иногда и ночью полна народу. В одно прекрасное утро, наконец, полутрезвый О’Хара отправился купаться в море, оставив в хижине и около нее множество туземцев. Когда он вышел из воды, ему представилось зрелище общего разграбления его имущества: без всякой церемонии, как бы не видя его, туземцы вытаскивали ящики с товаром, и каждый брал, что хотел. Когда О’Хара вздумал что-то сказать, некоторые из туземцев, схватив копья, так серьезно пригрозили ему, что он не стал далее препятствовать. У него было взято положительно все, и, если бы не нашелся между туземцами действительно добрый человек, который сжалился над ограбленным, О’Хара остался бы без крова и пищи. Я поспешил узнать имя этого доброго туземца, приютившего О’Хара, намереваясь познакомиться с ним и дать ему несколько подарков. «Его имя Мана-Салаяу, — ответил Ахмат, — он совсем старый человек и живет один; жены его умерли, а дети уже все взрослые. Приютить, кормить и поить О’Хара старику не было никакой выгоды; напротив, над ним смеялись, иногда даже ругали за О’Хара», — прибавил Ахмат.
