Когда армянское радио спросили, когда мы будем жить при коммунизме (а оно же не такое безграмотное, как Хрущёв), армянское радио сердито ответило: «При коммунизме уже жили». А вот теперь поживите при капитализме.
То есть, с одной стороны, вроде бы есть строгие категории здесь, то есть определенность – это небытие, принятое в бытие, так что конкретное целое имеет форму бытия. А если вы специально будете рассматривать определенность наличного бытия, это его качество, так вот качество коммунизма в первой фазе в том, что в нем есть родимые пятна капитализма, и это надо учитывать во всех отношениях. И если это учитывать, то таких глупостей, которые были наделаны – по умыслу, не по умыслу, по неграмотности, по полуграмотности, или грамотность в отношении русского языка, но неграмотность историческая, неграмотность философская… Или, как выяснилось, у нас же последний и единственный государственный руководитель, который проштудировал науку логику, был Ленин, с того времени до сего периода. И во всем мире, между прочим. Все удивляются: как это такая великая революция? А больше никого и не было до сих пор, а мы пытаемся как-то общими усилиями эту картину изменить.
Даже товарищ Сталин не одолел?
Товарищ Сталин изучал очень и прекрасно знал произведения Ленина, поэтому все, что Ленин писал, в том числе и о «Науке логики», он это, конечно, прочитал и изучал и даже написал работу о диалектическом и историческом материализме, но никаких следов изучения «Науки логики» Гегеля у него нет. В частности, поэтому, например, он сделал ошибку в «Экономических проблемах социализма в СССР», когда написал, что закон стоимости может быть законом социализма тоже. А у Энгельса однозначно говорится, что это основной закон капитализма. Смысл этого утверждения Энгельса в том, что если вы начнете с товара, то из этой клеточки, как показал Маркс в «Капитале», вырастет капитализм. Поэтому в основе капитализма лежит не закон прибавочной стоимости, а закон стоимости, и эта стоимость развивается и становится прибавочной стоимостью путем присвоения прибавочного труда. Поэтому посадишь товар – получишь капитал. И если человек этого не понимает, он делает ошибки. Вот поэтому и от Сталина, который в целом придерживается понимания социалистического хозяйства как нетоварного, две линии идут, одна из них негативная: «Дайте простор закону стоимости» – это Либерман харьковский, Либерман московский, это Петраков, это Абалкин, Ракитского можно назвать, Смолдырева… Их целая компания – певцов, так сказать, рыночного социализма.
Кроме Абалкина никого не помню.
Правильно делаете. Но мы вот, например, с Николаем Андреевичем Моисеенко, который был деканом экономического факультета, в 1975 году издали в «Лениздате» тиражом 15 тысяч экземпляров книжечку под смирным-смирным названием «Демократический централизм – основной принцип управления социалистической экономикой», и там по ним по всем прошлись. Всех назвали: и Рактитского, и Смолдырева, и Петракова, и очень обстоятельно. После этого они ко мне приезжали на защиты докторских, писали в «Коммунист» всякие рецензии, но «Коммунист» не пропустил их почему-то, пытались что-то такое сделать с нами. Как сказала редактор нашей книги: «Ну что, я альпинистка, я уйду в горы. Вас, Николай Андреевич, с работы, Михаила Васильевича докторскую…»
Была права?
Она была права, но это мелкие такие трудности, ради истины можно немножко и претерпеть. Почему-то себя страдальцами изображают, как будто я за докторской стоял на морозе и в длинной очереди. Докторская – это же как награда, если мне не дали, скажем, Героя Советского Союза, печаль должна быть у меня, что ли?
В общем, нет.
Ну, получил со временем, ну, попозже – и что? И что страшного-то в этом? Короче говоря, если брать вот этот самый коммунизм определенный, который получился, то это коммунизм неразвитый, неспелый, незрелый, поэтому вот то, что писали про этот развитой социализм потом, страшные глупости! И кстати, авторов до сих пор ищут, и я ищу. Я знаю, что подозревали Цепко, который изображал социалистов-утопистов как эгоистов, хотя они были как раз за общественные интересы и т. д. Ревизионистов много сидело тогда в партийном аппарате, ведь вы понимаете: хороший тон был такой, что первый руководитель ничего сам не пишет, а озвучивает. И сейчас говорят: озвучить. То есть кто-то, значит, написал, а я озвучивать должен? То есть я, выходит, диктор? И вот у нас некоторые пытаются выступать, и когда они читают, я думаю: ну, человек хочет показать, что он умеет читать, или что он еще хочет показать? А если ты не способен в голове ничего удержать, то не выступай. Если ты не можешь вообще рассуждать и думать, если даже не пытаешься построить связное выступление… Зачем таких людей на трибуну пускать? И в это же самое время этот самый развитой социализм – какой развитой социализм, когда социализм в принципе неразвитый? Если он разовьется, будет полный коммунизм. Если он незрелый коммунизм, то, когда он созреет, будет зрелый коммунизм, то есть полный коммунизм.
Когда я был в Белоруссии, утром открываю газету «Звязда», а там написано: «Мы вступили в этап спелого социализма». Я как прочитал, думаю: «Сейчас вот сгниет и упадет». Ну, если спелый – бум. То есть само соединение слова «зрелый» с «социализмом» и «спелый» немыслимо, потому что это тогда уже не социализм. Социализм – это просто неразвитый коммунизм… нет такого общественного строя отдельного, нет такой формации, нет такого способа производства – социалистического. Хотя были такие деятели, которые хотели разорвать коммунистическую формацию на две и сказать: вот это один способ производства, а коммунизм – это другой способ производства, и вроде как, живя при социализме, вы не попали в коммунизм.
И вот теперь, имея в виду такую определенность коммунизма, которая была, мы можем рассматривать его противоречия. И тем самым мы уже попали в сферу сущности – это книга вторая «Учение о сущности». Но поскольку мне такое твердое задание дано – популярно пытаться рассказывать, – это не
