Говорят, Империя, как и пирог, сначала объедается по краям. Вот с этих краёв и начался развал Красной Империи.

Национальные противоречия там были всегда, как и по всей России. На бытовом уровне. Кто-то кого-то в должности обошёл, кого-то затирают, угнетают, где-то только землякам дают подниматься по карьерной лестнице. Но это все было достаточно безобидно. До определённого часа.

И вдруг как туча в «Мастере и Маргарите» на горд Ершалаим на Кавказ наползала тень Перестройки.

«Перестройка — мать родная,

Хозрасчёт — отец родной.

На хрена родня такая,

Лучше буду сиротой».

Как на дрожжах стали расти растерянность, агрессия и нищета.

Республики тогда снабжались куда лучше России. Поэтому в продовольственных, промтоварных магазинах в Баку было почти всё. Потом Горбатый со своим чёртовыми законами о кооперации, предприятии и внешнеторговой деятельности стал активно гробить финансовую систему, увеличивать денежную массу и вымывать из страны массовые товары. И всё начало пропадать.

Мне это напоминало чем-то выступление циркового фокусника — тот машет палочкой, говорит «пеки-феки-меки-хозрасчёт-перестройка», и с полок исчезает очередной товар.

Сегодня захожу в магазин — исчезли фотоаппараты, которых было полно. На следующий неделе куда-то делись цветные телевизоры — стоили они тогда громадные деньги, были очень неважные по качеству, но и их смели как хлеб в голодный год. Постепенно полки приобретали идеальную чистоту — наверное их для пущего эффекта пылесосили. Однажды зашёл в промтоварный магазин в центре Баку и не увидел там вообще ничего. Шаром покати. Хоть увольняй народ. Одновременно с этим рос чёрный рынок.

В один прекрасный день исчезли спички. Вообще — без объяснений и перспектив. Нет их нигде, и зажигай газ, чем хочешь. Доходило до смешного. Наши солдатики в войсковой части нашли лупу, фокусировали свет на вате, та загоралась, и они тогда прикуривали.

Одновременно начинался демонтаж силовой системы. Мало кто помнит, но демонизация той же милиции началась при Горбачёве. Валом шли статьи, что шибко много власти у ментов. Даёшь правовое государство, чтобы никто в тюрьмах не сидел, и мента можно было со смаком по матери посылать. Такие же наезды были на прокуратуру и суды. Закон слабел не по дням, а по часам. А на марше был гуманизм с нечеловеческим лицом.

Митинги, какие-то собрания идиотские пошли. Сначала официальные, потом полуофициальные, а затем запрещённые. Все это на фоне развенчания советской идеологии, которое проводили советские же газеты. Объявилась вдруг куча недовольных и обиженных.

И в возникающий идеологический вакуум, как воздух в насос, вдувался тешащий самолюбие обывателя национализм — мы же лучше, мы умнее, мы здесь хозяева, а все остальные пришлые завоеватели. Все залеченные в СССР националистические болячки обострялись. Из каких-то реликтовых националистических глубин общественного подсознания поднимались уже подзабытые исторические счёты, взаимное озлобление и претензии тысячелетней давности.

И народ постепенно распоясывался. И организовывался. Стройная устойчивая советская система начинала давать системные же сбои.

Что это было? Человек существо социальное. С детства он вырастает в рамках — «можно-нельзя». Воспитанием, потом законом, правилами, традициями, уложениями достигается баланс между этими понятиями, позволяющий жить и личности, и обществу уравновешенно и полноценно. А тогда пошёл процесс постепенного, пока ещё осторожного, расширения границ «можно». Неторопливо, шажок за шажком, чтобы подопытные успели привыкнуть и освоиться в новом качестве.

Можно советскому человеку идти на несанкционированный митинг протеста? Конечно же, нельзя. Как комсомол, партия, общество посмотрят… А тут оказывается, что можно, только если клянёшься в верности КПСС и затрагиваешь свои вопросики — развития национальной культуры. А можно выкликнуть лозунг — долой, даёшь? Нельзя?… Но теперь-то можно.

И так вот шаг за шагом территория «можно» расширялась за счёт «нельзя».

И всё это под заунывные завывания Москвы об активном политическом творчестве масс, под оголтелую огоньковскую антисоветскую пропаганду, под «Прожектор Перестройки» и «Взгляд». Ломались стереотипные взгляды, очернялись герои былых времён. Шла идеологическая антисоветская обработка под видом торжества нового мышления. Постепенно людей подводили к мысли, что они живут в хреновой стране. А вот за бугром настоящий рай со свободой и колбасой. И давно пора передавать бразды правления в правильные руки.

Потом территория «можно» вышла на уровень насилия. Оказывается резать чужих можно! И пошла резня.

Фергана, Казахстан — разгорались и тухли горячие точки — тогда ещё были силы глушить это всё.

Потом пришла очередь Кавказа. Карабах — это запал, который взорвал к чертям Закавказье и горит до сих пор.

Нагорно-Карабахская автономная область — это часть Азербайджана, где проживали в большинстве армяне. Армянские и азербайджанские соседи жили не то, чтобы душа в душу, но и не резали друг друга. И вот с середины восьмидесятых начался разогрев котла. Взаимные обиды росли, переходя в горячую стадию. И росло осознание — а ведь теперь можно!

Начала муссироваться идея о передаче НКАО Армении. Попутно нарастало взаимное раздражение и озлобление, вскоре перешедшее в погромы и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату