«сквозь») меня.
Я покачал головой.
– Это странно, Макумазан, потому что я вижу нечто у тебя в голове, связанное с духами.
Я вспомнил о проблемах, которые меня тревожили, хотя, по правде говоря, я никогда не думал обсуждать их с Зикали.
– Ага, что-то есть! – воскликнул Зикали, прочитав мои мысли. – Говори, Макумазан, пока у меня есть настроение отвечать. Ты мой старый друг и останешься им до конца. Если я могу помочь тебе, я помогу.
Я набил трубку и снова сел на табурет из красного дерева.
– Тебя называют Открывателем дорог, не так ли, Зикали? – спросил я.
– Да, зулусы всегда называли меня так, еще до того времени, как пришел Чака. Но что такое имя, которое часто ничего не значит?
– Только то, что я собираюсь открыть дорогу, которая проходит через Долину смерти, Зикали.
– О, – засмеялся он, – это очень легко! – И, схватив маленький ассегай, который лежал перед ним, протянул его мне, добавив: – Смело бросай его. Не успею я досчитать до шестидесяти, как дорога будет открыта. Правда, я не могу сказать, увидишь ли ты что-нибудь.
Я снова покачал головой и сказал:
– Это против наших законов. К тому же я очень хочу знать, встречу ли я кого-нибудь на этой дороге, когда придет мое время пересечь Реку. Ты имеешь дело с духами, можешь ли ты сделать для меня то, что никто другой не сможет сделать?
– Что я слышу! Ты просишь меня, бедного зулусского шарлатана, как ты однажды назвал меня, Макумазан, показать тебе то, что неведомо великому белому человеку?
Я упрекнул его:
– Вопрос не в том, что тебя просят сделать, а в том, сможешь ли ты это совершить.
– Я не знаю. Каких ты хочешь увидеть духов? Одна из них – женщина по имени Мамина, которая меня любила… [74]
– Она не одна из них, Зикали. Она же тебя любила, а ты отплатил ей за любовь смертью.
– Может быть, это лучшее, что я мог сделать для нее. О причинах ты можешь догадаться, Макумазан. Есть и другие вещи, которыми я не хочу тебя беспокоить. Но если это не она – то о ком ты говоришь? Дай-ка мне посмотреть. Кажется, я вижу двух женщин, хотя белому человеку можно иметь только одну жену. Лица других женщин скользят в водах твоего разума. Старый человек с седыми волосами и маленькие дети – возможно, это братья и сестры, какие-то друзья. А вот и в самом деле Мамина, которую ты не хочешь видеть. Но, Макумазан, она – единственная, кого я могу показать тебе и к кому показать дорогу. Если только ты не думаешь о других кафрских женщинах…
– Что ты имеешь в виду?
– Я думаю, что лишь ноги черного человека способны идти по дороге, которую я могу открыть. А над теми, в ком течет кровь белого человека, у меня нет власти.
– Значит, разговор окончен. – Я встал и сделал пару шагов к воротам.
– Вернись и сядь, Макумазан. Разве я единственный маг в Африке?
Я вернулся, поскольку во мне проснулось любопытство.
– Спасибо, Зикали, – сказал я. – Но я не имею дел с вашими шаманами.
– Потому что ты боишься их. Ты считаешь, что все они болтуны, кроме меня. Я – последнее дитя мудрости, остальные, от пяток до макушки, забиты ложью. Великий Чака сказал, что убьет каждого, кого сумеет поймать. Но возможно, есть белые шаманы, которые могут управлять белыми духами.
– Если ты имеешь в виду миссионеров… – начал я.
– Я не имею в виду ваших священников, которые измеряют все одинаково и говорят только то, что их научили говорить, не думая о великом.
– Некоторые думают, Зикали.
– Ну да, и тогда на них нападают с большими палками. Настоящий священник тот, к кому приходит дух, а не тот, кто отгородился от людских бед и говорит сквозь маску, которую носили отцы его отца. Я – такой, за что мои соплеменники меня ненавидят.
– Если так, то ты достаточно отплатил им за их ненависть, Зикали. Но перестань ходить вокруг да около, как робкая гончая, и объясни, о ком ты
