Взошло солнце и положило конец думам о привидениях гораздо быстрее, чем я это мог предположить. С рассветом дьявольские фантазии словно испарились. Проснувшись, я лишь посмеялся над ночными кошмарами.
Подойдя к источнику, около которого мы остановились, я снял рубашку, чтобы хорошенько умыться, все еще вспоминая предсказания моего друга, Открывателя дорог.
Занимаясь нехитрыми манипуляциями с мылом и гребешком, я случайно задел что-то на груди и посмотрел, что попалось мне под руку. Оказалось, это был странный костяной амулет Зикали, который он повесил мне на шею. Его вид и вчерашние воспоминания, тот разговор, вызвавший в памяти малоприятные образы, да еще схожесть талисмана с самим Зикали настолько разозлили меня, что я решил снять его и выбросить прямо в источник.
Когда я собрался это сделать, из зарослей тростника рядом со мной вдруг раздалось шипение и показалась голова огромной черной мамбы, одной из опаснейших змей Африки. Меня предупреждали, что она единственная атакует человека внезапно.
Бросив мыло, я отпрыгнул в ту сторону, где лежало мое ружье. Змея мгновенно исчезла, и мне показалось, что она уползла в свою нору, которая находилась где-то поблизости. Я вернулся к источнику и опять принялся снимать талисман, чтобы бросить его на дно ручья.
Несмотря ни на что, я решил, что не могу, подобно любовнику, который прячет в медальоне волосы своей любимой, носить на шее странное украшение цвета крови.
Как только это пришло мне в голову, тут же с другой стороны зарослей тростника я заметил какое-то движение. И снова раздалось шипение змеи.
Мне хватило нескольких секунд, чтобы схватить ружье, которое лежало передо мной, и выпустить в мамбу пару зарядов картечи. Они разорвали змею на две части, что забились в конвульсиях на земле.
Услышав выстрел, Ханс выбежал из фургона, чтобы посмотреть, что случилось. Это был тот самый готтентот, который являлся спутником в большинстве моих приключений. Он был со мной, когда я, еще совсем молодым человеком, сопровождал Питера Ретифа в крааль Дингаана, и, так же как и я, избежал кровавой резни, учиненной этим зулусским вождем над бурами. Вместе мы пережили множество приключений, включая и путешествие в страну Дитяти из слоновой кости, где он уничтожил огромного слона Джану. Но о таком приключении, как это, мы в те дни даже не мечтали.
Если честно, Ханс был совершенно безнравственным человеком, но, как говорят буры, «умный, как стадо обезьян». К тому же он безудержно напивался, когда представлялась такая возможность. Однако более преданного человека, чем он, найти было трудно. И совершенно точно не было ни одного человека – ни мужчины, ни женщины, – который бы любил меня больше.
Внешне он походил на древнего, состарившегося не по годам бабуина, его лицо, как высохший орех, было покрыто сетью морщин, а быстрые маленькие глазки были налиты кровью. Я не знал, сколько ему лет, но, думаю, больше, чем он сам себе приписывал. Годы лишь закалили его и сделали неутомимым. Двужильный Ханс лучше всех шел по следу и стрелял с расстояния ста пятидесяти ярдов из особенного одноствольного ружья, заряжающегося с дула, изготовленного Парди. Он называл его Интомби, что означает «девушка». Об этом ружье я уже писал в романе «Священный цветок».
– Что случилось, баас? – спросил он. – Здесь нет ни львов, ни другой дичи.
– Взгляни в те заросли, Ханс.
Сделав широкий круг, он скользнул туда и увидел змею, которая, я думаю, была самой крупной мамбой, убитой мной. Внезапно он замер, напомнив мне пойнтера, выслеживавшего дичь. Убедившись, что змея мертва, он кивнул и сказал:
– Черная мамба, или как вы там ее называете. Хотя я думаю, что это кое-что похуже.
– Что еще, Ханс?
– Один из тех духов, которых старый Зикали присылает к входу в ущелье, чтобы те предупреждали его о том, кто приходит или уходит. Я хорошо это знаю, другие тоже. Я слышал ваш разговор вчера, когда стоял за камнем.
– Значит, Зикали лишился духа, – засмеялся я. – Думаю, что у него их больше нет. Он послал всех духов ко мне.
– Именно так, баас. Он очень рассердится. Интересно, почему он это сделал? – добавил он с подозрением. – Вы же вроде друзья.
– Он не делал этого, Ханс. Здесь просто очень много змей, и они часто нападают.
Ханс не обратил внимания на мою реплику, решив, что только белый человек может быть таким легкомысленным. Его желтые, налитые кровью глазки забегали туда-сюда в поисках объяснений. Внезапно его взгляд остановился на слоновой кости, которая висела у меня на шее. Ханс вздрогнул:
– Зачем вы носите на шее этот амулет? Такие носили когда-то женщины. Вы знаете, что это Великий талисман Зикали? Это известно всякому, проходящему по земле. Когда Зикали отправляется куда-нибудь, то всегда берет его с собой. Каждый, кто получает его, должен подчиниться Зикали или умереть. И каждый посланник знает, что ему не причинят никакого вреда, если он не будет снимать амулет, потому что этот образ и есть Зикали. Это одно и то же! И еще – это образ отца его отца, или как он там еще говорит.
– Какая странная история, – промолвил я и рассказал Хансу, каким образом стал обладателем этого таинственного маленького талисмана.
Тот кивнул, не выразив ни малейшего удивления.
– Значит, мы отправляемся в долгое путешествие, – продолжил он. – Я думаю, что пришло время для чего-то более серьезного, чем скитание по
