этим малоинтересным местам. Более того, Зикали не желает причинять баасу вред, потому что хочет, чтобы мы вернулись целыми и невредимыми, – теперь об этом можно говорить, когда дух отправился за другой змеей. А что баас собирался делать с Талисманом, когда мамба напала?
– Хотел бросить его в ручей, Ханс, потому что не люблю подобных штучек. Я пытался сделать это дважды, но каждый раз мамба нападала на меня.
– Конечно, баас, она нападала. Если выбросите Талисман, то погибнете, потому что мамба убьет вас. Зикали хотел, чтобы баас понял это, поэтому и послал змею.
– Ты старый суеверный дурак, Ханс.
– Да, баас, но мой отец слышал о Великом талисмане, поскольку он был немного доктором и знал всех мудрецов и ведьм на многие тысячи миль вокруг. Это известно каждому, хотя говорить об этом нельзя, даже королю. Говорю не как пьяница Ханс, но как преподобный отец бааса, предикант. Он, кстати, сделал из меня хорошего христианина и вещает мне это с Небес. Я умоляю не выбрасывать этот амулет. Иначе я никуда не пойду с баасом. Потому что я, может, и не так хорош, как ангелы с крылышками на картинках, но мне кажется, что нужно пожить еще немного, перед тем как я предстану с отчетом перед нашим Отцом, перед Господом Богом.
Думая о том, как ужаснулся бы мой отец, услышав такую нелепую цепочку рассуждений, и зная результат его моральных и религиозных уроков, которые вынес этот несчастный готтентот, я рассмеялся. Но Ханс твердо стоял на своем, выступая передо мной, словно судья:
– Пусть баас наденет Великий талисман и разделит его силу с человеком, который внутри. Может быть, Талисман не так прекрасен и не так хорошо пахнет, как волосы женщины в маленькой золотой коробочке, но он явно гораздо полезнее. Волосы любимой женщины могут вызвать зубную боль и заставить помнить многие вещи, которые хотелось бы забыть, а Великий талисман, или Зикали, который в нем находится, защитит бааса от ассегаев и слабости и направит плохую магию на тех, кто послал ее. Он всегда принесет нам много еды, а если повезет, то и выпивки.
– Иди отсюда. Я хочу умыться, – попросил я.
– Да, баас. Но когда баас уйдет, я сяду на другом конце болота с ружьем – не для того, чтобы посмотреть на голого бааса, потому что белые люди так страшны, что мне неприятно видеть их без одежды, и потому что они пахнут, да простит меня баас. Я буду сидеть и смотреть, чтобы не приползла другая змея.
– Уйди с дороги, грязный маленький негодяй, и перестань наглеть, – потребовал я, предупреждающе поднимая ногу.
Он перебрался, приглушенно ворча, на другую сторону зарослей, откуда наблюдал за мной, чтобы быть уверенным, что я не попытаюсь снова выбросить Талисман.
Что касается амулета, то я не очень верю в него и в его значительное воздействие на мою судьбу. И хотя он иногда был действительно полезен, я уже и не знаю, было бы лучше или хуже, если бы я выбросил его в ручей.
Однако правда состоит в том, что в конце нашего путешествия, когда возникла необходимость спасать другого, я больше не предпринимал попыток снять его с шеи, даже когда от него на коже появился натертый рубец, потому что не хотел задевать предрассудки и самолюбие Ханса.
Слава о Великом талисмане простиралась очень далеко от того места, где он был создан, к нему с почтением относились многие люди, даже племя амахаггеров, чему я сам был свидетелем. Первый пример такого поклонения я увидел немного позднее, когда встретил великого воина Умслопогаса, вождя племени топора.
По причинам, которые я изложу в свое время, я не хотел идти к этому человеку, но в конце концов сделал это, хотя оставил уже идею перейти через Замбези, чтобы увидеться с таинственной и мистической женщиной-знахаркой, с которой советовал встретиться Зикали. Разговор был пустяковый, но суть его в том, что Открыватель дорог очень хотел, чтобы я проложил для него тропинку, по которой он мог бы ходить по ту сторону добра и зла. К тому времени я убедился, что все же скучаю по ушедшим в мир иной и хочу узнать об их существовании.
Любопытно, многие ли понимают, как я, насколько меняются наши настроения, которые ведут нас по жизни, в тот или иной ее момент. То мы лиричны и романтичны, то грубы и действуем силой, иногда мы уверены, что наша жизнь – это сон и тень и настоящее состояние лежит где-то еще, а иногда мы думаем, что жизнь – это бизнес, из которого мы должны извлечь выгоду. Сегодня мы уверены, что наша любовь бессмертна, даже более, чем звезды. А завтра мы понимаем, что это просто тени, которые отбрасывает солнце желания над текущими водами жизни, которые бегут из ниоткуда в никуда. Иной раз наши сердца полны веры, а в другой раз наши надежды и мечты закрыты стеной небытия и бесконечности, точно принадлежат притворщикам или людям глупым, которые только делают вид, что всегда постоянны, и совершенно не меняются…
Я решил не только не идти на север, туда, где не найти ни одного живого человека, чтобы показать мою независимость от Зикали, но и не ходить к его вождю, Умслопогасу. Пожалуй, я продам все товары и, когда выручу приличные деньги, вернусь в Наталь, чтобы отдохнуть в моем маленьком домике в Дурбане, о чем я и сообщил Хансу.
– Очень хорошо, баас, – ответил он. – Я тоже отправлюсь в Дурбан, тем более что здесь мы все равно не достанем всего, что нам нужно. – И он скосил глаза на пустую бутылку из-под джина, которая была наполнена водой, потому что джин был давно выпит. – Да, баас, мы не увидим Береа очень долго.
– Почему ты так говоришь? – спросил я резко.
