Выстрел сбил сразу два из них, раскидав как шарики в разные стороны. Корабли, очерчивая остающимся за ними дымом штопор, рухнули на поле боя. Другие титаны успели отбежать, тоже нарушив звезды боевого построения. На поле боя начиналась сумятица. Гневным движением Тор скинул свой мятый шлем, причиняющий боль, и рыжие волосы, опаленные пламенем битвы, рассыпались по плечам.
Он перевел взгляд на серо-зеленое существо, выпучившее глаза и тянущее к нему уже обе шестипалых руки. Небывалая ненависть захлестнула титана.
– Сдохни, – выхаркнул он и кинул «луч смерти» в рептилоида.
Послушный раб, – прошелестело в мозгу до того, как «луч смерти» разорвал врага, – хороший раб.
В мыслях врага не слышалось насмешки, злобы или презрения. Серо-зеленый бог действительно благодарил за то, что его лишили необходимости мучительно умирать в ядовитой атмосфере чуждой ему планеты. А обращение «раб», скорей всего, было единственным допустимым в языке богов при упоминании землян. Его синяя кровь забрызгала борт корабля, несколько капель попало на лицо Тора и зашипело.
Построение звездами распалось, корабли богов носились над полем боя, вычерчивая сложные рисунки и стреляя вниз короткими «лучами смерти». Титаны беспорядочно передвигались по полю, не думая об осознанной контратаке, а лишь стараясь уклониться от шквала выстрелов.
Тактика богов себя оправдала, титаны нарушили построение. Это был конец.
Глава 19. Ограбление
Народа возле супермаркета собралось очень много. Похоже, большая часть населения района пришла поглазеть на новую достопримечательность, привлеченная рекламой скидок.
Двое мужчин в одинаковых футболках и бейсболках сидели в серой легковушке, изготовленной на российском заводе лет так пятнадцать назад. Для подъезда к супермаркету взяли машину похуже, от нее много не требовалось, только довезти до входа.
У обоих на лице виднелась трехдневная щетина – у одного рыжая, у второго черный пушок. Человек с рыжей щетиной беззаботно оглядывал прохожих и улыбался, но не кому-то конкретно, а сам своим мыслям, а точнее – их отсутствию. Второй курил, украдкой пряча бычки в спичечный коробок и нервно поглядывая на рацию «йоки-токи», зажатую в левой руке.
– Николс, – обратился Харитон к напарнику.
– Говорил же тебе не обращаться по имени, – зашипел Николс. Не представляло труда заметить, что его нервы оголены до предела. – Или Вася обращайся, или просто на «ты».
– Так зачем тебе рация? У тебя же есть мобильный телефон. По нему слышно лучше и помех нет.
– И менты их вычисляют в шесть секунд, и все звонки потом за весь период отслеживают. Это детские рации, купленные в игрушечном магазине по цене одной бутылки не особо дорогой водки. Вычислить их невозможно. Отследить тоже. А мобильные телефоны мы не просто выключили, мы даже симки из них вытащили, ведь даже случайный звонок может засветить нас в этом квадрате, и потом слишком много хвостов придется рубить. Мы дорожим свободой, поэтому не можем позволить себе случайностей. Понял?
– Угу, – неуверенно протянул Стольник. Он не знал, что такое «симки», где люди берут хвосты и зачем их рубят. – Что для вас свобода?
– У нас «волчья свобода», ты не поймешь.
– Свобода преступников?
– Свобода – это когда у твоей машины полный бак бензина. Когда есть запасная обойма и баланс на мобильном.
– И деньги?
– Деньги – это воздух. Они, как дыхание, необходимы для жизни, но ведь мы живем не только для того, чтоб дышать. Волка ноги кормят. Пока есть возможность двигаться, все будет.
Стольник глубоко вздохнул и задумался.
– Ты точно все запомнил? – спросил Николс, испытующе глядя на нового подельника.
Харитон утвердительно кивнул.
Тем временем двое в таких же футболках ждали с другой стороны супермаркета: один ближе к служебному входу, второй – возле машины. Носатый нервно покусывал губу, прохаживаясь вблизи старенькой машинки с шашечкой такси, а крепыш, стоя в стороне, с тупым видом рассматривал рацию.
– Рацию спрячь! – прошипел носатый, своей худобой и напряженностью напоминающий гремучую змею.
Крепыш стиснул зубы так, что вздулись вены на висках, но промолчал и рацию убрал за пояс.
Две пожилые женщины, прошедшие мимо машины, с удивлением посмотрели на ее багажник, из которого издавались непонятные звуки.
– Барана везем, – заулыбался тощий редкими зубами, – у брата свадьба в поселке.
– Мучают бедное животное, ему же душно, – запричитали тетки и пошли дальше.
Когда они скрылись за поворотом и улочка опустела, Сусел открыл багажник, в котором с выпученными глазами ворочался и мычал маленький пузатый человечек.
– Я же тебя, барана, предупреждал, чтоб молча лежал, – злобно сквозь сжатые зубы процедил он, достал из-за пояса пистолет, старательно прикрутил к стволу глушитель и выстрелил три раза. – А это чтоб ты, бедное животное, не мучился.
Аккуратно закрыв багажник, Сусел осмотрелся. Улочка оставалась пустынной, его действий из окон тоже никто увидеть не мог.
Рябой поднял на него тяжелый взгляд и неодобрительно покачал головой. Сусел виновато пожал плечами:
– Да, я забыл про снотворное, но и ты не напомнил.
– Он должен был стать заложником на случай неудачного отхода.
– Не поминай неудачу на деле, – побагровел от злости Сусел, но, по-видимому понимая, что нужно успокоиться, три раза глубоко вдохнул и выдохнул и добавил: – Да, психанул немножко. Как будто ты не волнуешься.
– Ты совсем психом стал, первому водителю башку проломил, второго пристрелил.
– Потому что я устал. На взводе уже несколько месяцев, кто выдержит?
– Мы же выдерживаем. На. Займи руки лучше этим, – сунул ему рацию Рябой.
Из дверей служебного выхода появился молодой парнишка с круглыми глазами и всклокоченными волосами, покрытыми кепкой. Одет он был в темно-синюю робу, на плече висела кожаная сумка с закрепленным на ней фонариком.
Подельники понимающе переглянулись.
Электрик открыл щит одним из ключей на связке, прикрепленной к сумке.
Рябой, подойдя сзади, ударил его предплечьем по шее. Удар получился очень сильный, стало понятно, что в рукаве спрятана труба или железный прут.
Рябой придержал тело электрика, а его напарник ловко помог снять с его плеча сумку, а затем куртку. Сусел, надев спецовку, закинул
