Отбиваясь от атаковавших его трех кораблей, Тор заметил, как зашевелился и сел на землю Лаккит. Мелькнула мысль, что, если бы он смог добраться до своих близких, они бы встали в четырехконечную звезду. Тогда их контратаки стали бы намного эффективней.
Оглушенный, Локи вышел из треугольника, чтоб взять свой валяющийся в стороне меч, нарушив этим боевое построение. Сразу два корабля выстрелили в него, но первый выстрел принял на свой щит Тот, второй приняла на меч Лоя. Ее отбросило в сторону, правая рука, в которой она держала меч, горела, а сама она дымилась. Глаза Тора от ужаса расширились. Он осознал, что жена пожертвовала жизнью, спасая Локи. Не возникало сомнений, что и сам он поступил бы так же. Для любого из титанов жизнь собрата была важней своей собственной. Смерть любимой у него на глазах наполнила душу неудержимой болью. Взревев, Тор начал крутиться на месте, с каждым оборотом его вращения становились быстрей и быстрей. Он видел, как стихийные духи ветра закружили хоровод вокруг него. Мелькнула догадка, что эти вольные создания собрались здесь, чтоб посочувствовать ему и разделить его боль.
Тор видел вокруг себя все поле, ему казалось, что он увеличился в размере и стал во много раз выше. Вокруг него будто бы образовалась воронка из разреженного воздуха, искрящегося энергией, которой не могло быть в энергоблоке его молота. Он сделал невероятное для воина из расы титанов, концентрировав энергию не в оружие, а вокруг себя. Духи ветра давали ему энергию, заботясь о нем. В любом случае это кружилась в хороводе энергия его гнева.
Тор заметил, как его сын Тот опустил взгляд с неба на землю и посмотрел на тело своей матери Лои. Сознание Тора наполнилось еще большим ужасом, ведь он знал, что, когда титан отводит взгляд от неба во время боя, он поворачивается спиной к смерти. Тот упал на колени перед Лоей. Он оказался не воином, а всего лишь мальчишкой, эмоции которого пересилили.
Сразу пять кораблей выстрелили в его сына, и один только его близнец Тон оставался в бою. Приняв первый «луч смерти» на щит, второй он встретил выстрелом трезубца, третий принял опять на щит, четвертый отразил трезубцем, но неудачно, и трезубец раскололся на несколько частей. Пятый «луч смерти» готовился поцеловать стоящего на коленях Тота и передать столько своей силы, сколько тело не способно принять. От перенасыщения энергией тела титанов разрывались, разлетаясь на отдельные элементы и молекулы. Единственное, что мог сделать Тон, чтобы защитить племянника, – это закрыть его своим телом, что он и сделал, разбрызгавшись красно-зеленым дождем по полю боя. Тот упал ничком на труп Лои.
Из-за правила, гласящего «Жизнь другого титана важнее своей собственной» и заложенного в их геноме, серо-зеленые боги и смогли уничтожить расу рожденных на Атлантиде.
Эти смерти стали верхней точкой эмоционального шока Тора, и он вскинул руку с зажатым в ней молотом в небо. Из молота вырвались «лучи смерти», но не как обычно, а молниями, причем направленными в разные стороны.
Молнии попали в двенадцать ближайших кораблей, которые, сразу задымившись, упали на землю.
Черный дым, поднявшийся от них, стал тучами. Солнце скрылось окончательно. Тор стоял на поле боя с красной от температуры и прожегшей до костей его руку цепью молота, а капли дождя, падая на кожу, шипели и испарялись.
Тор упал на спину, чувствуя, как каждая мышца его тела обездвижена, а душа изо всех сил пытается удержаться в теле, но лишь назло врагам.
Воин из рода Асов видел, как корабли богов улетают с поля боя вслед зашедшему солнцу, но это не отступали проигравшие. Это двигалась колонна победителей, уничтожавших случайно созданный вид млекопитающих, превзошедший своих создателей в силе, ловкости, приспособленности к окружающему миру, но не оказавшийся равным в знании.
Раса титанов, осмелившихся отказать в повиновении своим богам, была повержена, оставив лишь немногих оказавшихся упрямее смерти.
Глава 22. Пробуждение
Открыв глаза, Стольник почувствовал боль. Боль – основной критерий, различающий жизнь и смерть. Раз болит – значит, еще жив.
Свет прожигал сознание, избавляя от сомнений. Закрыв глаза руками, Стольник дождался, когда боль утихнет, и снова открыл их.
Солнце протянуло лучи к его лицу через окно и старалось приласкать своим теплом и пощекотать шею, как мать, которая играется со своим ребенком.
Тело лежало на металлической кровати в небольшой комнате, а душа пыталась обрести над ним контроль.
Сначала показалось, что это дом Прапора, но потом, присмотревшись, Харитон понял, что комната ему незнакома. Хотелось выпить воды и еще чего-то. Подумав, он вспомнил чего. Молока. От возникновения этого слова в голове у Стольника свело скулы.
Встав с кровати, он увидел, что все облачение сводится только к трусам и майке очень большого размера. В спине что-то хрустнуло, и боль усилилась. Из окна комнаты просматривался огород и стена какого-то неказистого на вид здания.
Выйдя за деревянную дверь, он оказался в большой светлой комнате с диваном и большим столом, вокруг которого стояли стулья. На правой от входа стене было три окна, на которых висели аккуратные занавески. На подоконниках стояли цветы в горшках. Напротив окон располагался громоздкий секретер. Стены украшали черно-белые фотографии, отдающие желтизной, с изображениями на них мужчин и женщин с необычными прическами и в странной одежде.
Потягивая ногу, превозмогая боль и слушая хруст в позвоночнике, он пошел через комнату к приоткрытой двери, из-за которой пахло едой. Открыв дверь, Стольник оказался в маленьком помещении кухни и увидел широкую спину, перетянутую тесемкой, отчего спина напоминала ветчину. Сверху спина была увенчана головой в платке, снизу юбкой и торчащими из нее ногами в тапочках.
Ветчина обернулась на шум и оказалась щекастой теткой, которая с изумлением взмахнула руками.
– Добрый день, – поздоровался Харитон.
– Батюшки! – вытаращила на него глаза тетка. – Как же ты, милок, встал с постели с такой-то травмой! Тебя даже наш доктор лечить не взялся. Сказал, что ты ходить не сможешь все равно, а отвечать за тебя он не собирается. Ребята собрались сегодня уезжать и думают, брать тебя с собой или у меня оставить.
– Где