– Спасибо.
Он смотрел на нее с печалью и вспоминал день на улице Эктор, когда произнес холодно: «Я не из тех, кого можно запереть!» – и ушел, хлопнув дверью. Да, самоуверенности ему было не занимать…
– Хочешь что-нибудь выпить? – спросила Дафна.
– Ты сознательно так поступила?
Она скрестила ноги и руки и посмотрела ему в глаза.
– Хотела бы я стать Кассандрой – предвидеть веяния моды, время съемок, капризы моделей и художников, цвет песка, твое желание заняться со мной любовью.
Бертран не стал отвечать. Дафна открыла сумку, достала папку и отдала ему. Зажгла верхний свет.
– Твой экземпляр.
Он прочел результаты амниоцентеза[67] и УЗИ.
– Но ты прав. Я думала об этом утром, когда пришла попрощаться на пляж. Остальное – один из сюрпризов, которые преподносит жизнь.
Бертран поднял глаза.
– Мне будет тридцать семь, – продолжила Дафна. – Я принимаю происходящее как должное и руководствуюсь бабушкиным принципом: «Будь что будет!» Я ничего тебе не сказала – хотела быть уверена, что все в порядке.
Бертран захлопнул белую папку.
Дафна спросила, есть ли дети у нее. Его черные и ее, еще более черные, глаза встретились, высекая взглядами искры. Дети осложняют жизнь и разводы, привязывают людей друг к другу.
Она улыбнулась и сменила тему. Сказала, что ребенок уже толкается.
Что-то колыхнулось у Бертрана в груди. Сначала показалось, что рука чудовища пытается вырвать ему сердце, потом тело заполнила волна горячего ласкового тепла, и это оказалось еще страшнее. Волна схлынула, оставив после себя пустоту и страдание.
Дафна долго готовилась: высыпа́ла содержимое противозачаточных капсул в раковину… Кто не рискует… Ей очень хотелось сказать, что беременность стала победой жизни. Что ребенок соединил их навсегда. Однако…
Однако жизнь полна неожиданностей, песок может оказаться слишком белым, взгляды – слишком определенными, интуиция заставила Дафну проявить сдержанность. Наблюдая, как медленно ест Бертран, как тщательно пережевывает пищу и глотает каждый кусок, словно он последний в его жизни, женщина кое-что осознала. Этот человек – открытая рана. Она не отвела взгляд, но голос понизила.
– Я ни к чему тебя не принуждаю. Не хочу, чтобы ты страдал из-за случайности.
Бертран ответил быстрее, чем следовало:
– А я не хочу сломать жизнь этому малышу.
Дафна на мгновение прикрыла глаза, вздохнула, но не заплакала. Бертран смотрел на молодую женщину в платье из шоколадного крепа и не видел в ее глазах ни тревоги, ни сомнения. Возможно, будь Дафна чуть пугливее, он взнуздал бы свой мозг, пересмотрел – в сторону понижения – сентиментальные запросы и послал сердце вдогонку за плотским желанием. Но Дафна принадлежала к породе женщин, лишенных милосердия победителей. Она выкладывала козыри, не думая о сброшенных картах и других игроках. Беременность заставила ее ликовать. Она прекрасна и чертовски желанна.
– Что ты сказала общим знакомым?
– Правду. Мы спали вместе в Африке, и жизнь вмешалась в наши планы. – Она улыбнулась. – Никто не задает глупых вопросов.
Она вышла из машины, не добавив ни слова, не позволив себе неуместного жеста, и исчезла за темно-зелеными воротами. Дафна хвалила себя за терпеливость и ловкий ум, подсказавший идею «вмешательства жизни в планы человека». Лифт стоял на первом этаже. Она нажала на кнопку и поехала наверх, пребывая в эйфории от одержанной победы. Дафна любила, когда люди говорили ей «да», а отказы игнорировала и очень напоминала Бертрана, каким он был прежде: эгоиста, принимающего во внимание только собственные цели.
Она не станет торопить время. Их свяжет не только рабочий контракт, но и чудесный дар – маленькая девочка. О том, что у него дочь, Бертран узнает только после родов. Их общая жизнь продлится вечность, ибо так захотели Небеса… Ребенок почти победил Великую Любовь Бертрана, которая, судя по всему, не очень-то его хочет.
Дафна прилегла на бархатный диван.
Бертран ехал не торопясь, в полной тишине.
Он обогнул дом и опустился на траву посреди сада, не выпуская из рук белую папку. Земля была холодная и слегка влажная, он чувствовал спиной все неровности. Африка. Смрадные застенки. Тело Лолы. Он знал, сколько дней прошло с тех пор, как открытку доставили, а Лола не позвонила и не написала. Один раз она уже пыталась отделаться от него, тогда, в холле дома на улице Эктор. Переоделась в серое платье и сбежала.
Он поднял голову. Посмотрел на звезды. И заплакал.
14
Когда Флоранс как бы между прочим высказала свое мнение относительно отцовства – «Но это же прекрасно!» – Бертран удивленно воззрился на мать и понял, что она вполне искренна. В голову пришла непочтительная мысль: «Эта женщина и укус шершня сочла бы благотворным!» Вслух он произнес:
– Может, и так, но это ребенок Дафны…
– Ну так что же, вы давно знакомы, – с долей иронии заметила Флоранс.
– Как тебе удалось родить меня таким придурком? – в сердцах воскликнул Бертран и вышел из кухни, хлопнув дверью.
Много дней он прожил в добровольном заточении, даже ел в мастерской. Наконец Ксавье удалось вытащить его вечером из дома. Они «приземлились» в баре у Клеманс, и доктор обратил внимание, что брат выбрал столик у дальней стены и сел лицом к двери. Он протянул Бертрану книгу, подарок Женнифер.
– Насчет увлекательности не уверен, сам я ничего не читаю.
– Аналогично… – пробормотал фотограф, даже не взглянув на обложку. – Поблагодари от меня.
– Думаешь о ребенке?
– Пока нет… Не слишком часто… Но думаю. – Он провел рукой по волосам, порывисто вздохнул. – Горемыка…
– Ты все-таки сделай тест на отцовство.
– Я знаю, что он мой, – покачал головой Бертран.
Глотком позже он спросил, почему Ксавье не хочет иметь детей.
– Не то чтобы не хочу, просто знаю, что у меня их не будет.
– Повезло тебе с интуицией. Завидую…
Последовала секундная пауза.
– Можешь сказать, почему я, твой родной младший брат, напрочь лишен этого счастливого дара?
Еще одна пауза.
Старший брат – темноволосый, в синей рубашке, с густой черной щетиной на щеках – откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– Ты фотограф. Ты смотришь и видишь, ты показываешь настоящее. Я – ученый. Я пытаюсь понять. Заметь – я не сказал, что одно лучше другого.
Бертран допил водку, заказал еще и рассказал, что утром получил письмо от Анатолия. Его русский проводник совсем недавно узнал о случившемся и решил извиниться «за все, за людей».
– Вот такой он особенный русский…
Бертран опрокинул свою рюмку, потом «приговорил» порцию Ксавье.
– Это все она. Лола – моя спасительница, и она же меня убивает. Все, что с ней связано. Ее отсутствие. То, что она замужем за отличным парнем, который едва не окочурился во время взрыва в лаборатории. Она изменила ему – со мной, но теперь сидит у его постели, а мне все еще не позвонила… Мы провели вместе – всего-навсего! – пятьдесят часов, а мне нужна целая жизнь. Попрошу без комментариев, Ксавье!
– Я и не собирался…
– Мне пора.
– Пошли.
Ни один из братьев не
