Откуда-то снизу, из неизведанной тёмной утробы замка долетели приглушенные голоса:
– Завидую я госпоже Селии шай! Молодой господин – такая ягодка!
– Закрой похабный свой зевальник! Ну! Или хотя бы тише!
– Глядите-ка как наша Марфа пригорюнилась. Правду, значит, говорю.
Смех нескольких здоровых женских голосов.
– Жалко, действительно. Такая красота – и зря томится. Госпожа у нас немного того…
Голос стал таким тихим, что слов было уже не разобрать.
– Слышала?
– Клянусь лоном Прародительницы!
– Даже если он платок привяжет, она к нему не притронется. Жизнь дороже. Хотя… За такую медовую карамельку… и помереть не жалко.
– Дура! Я тебе обувной клей в рот сейчас волью, если ты не заткнешься!
Голоса приближались, голубые пятна качались на пололке и на стенах. Фонарики!
Не дожидаясь, пока его заметят, Кузьма рванул по парадной лестнице наверх.
Преодолев два марша он остановился, вжался в стену. Услышанное сильно взволновало его. Юноша медлил, не поднимался дальше, надеясь услышать ещё пару-тройку комментариев. Кто говорил, угадать он не мог – в повале голоса звучали глухо, вязко, точно в кувшине.
Охрана? Почему они говорили о платке? Что они делали в подвале?
Любопытство щекотало внутри, драло, мучило – как кашель, если прячешься и надо сидеть тихо.
Поднявшись к себе, Кузьма решительно открыл ящик стола, где хранился вчетверо сложенный ритуальный кружевной платок, не развернутый им ни разу… Он достал его, зачем-то поднёс к лицу, понюхал, приложил к губам. Слежавшаяся ткань пахла средством против моли и клопов.
Прояснить хоть что-нибудь… Рискованный способ. Но другого – нет.
Почему они сказали, что она не придет? Почему смеялись?
Держа за угол, Кузьма встряхнул платок, приоткрыл дверь комнаты, и, боязливо оглядевшись, чтобы в холле никого не было, торопливо привязал его к дверной ручке.
Он долго не мог заснуть после случившегося. Селия обычно держалась с ним несколько отчужденно, ему иногда даже начинало казаться, что он ей абсолютно безразличен. Она редко просила его петь и танцевать для неё, вечера проводила со своими подругами или деловыми партнершами. Не так давно Кузьму начала тревожить мысль, что магнатка взяла его обещанным мужем из каких-то корыстных побуждений. В то же время из головы у него не шла утренняя пантомима с бесследным исчезновением бульварного романа, а заодно и крутые бедра Селии, пожаловавшей к нему в коротком халатике.
Он вспоминал свой первый день в доме невесты, тщательно реставрируя силой воображения успевшие поблекнуть краски. Ему было всего восемь, он плакал, не хотел покидать то, к чему привык, расставаться с матерью.
Семнадцатилетняя Селия тогда взяла его за руку и повела. Они не поехали на лимузине, машина следовала за ними шагом.
На бульваре девушка купила Кузьме мороженое и большой-пребольшой воздушный шар.
Ярко-голубой дельфин, покачиваясь, плыл в небе над головой мальчика. Он старательно держал его за ниточку, чтобы не упустить, но, как обычно и бывает, все-таки упустил… «Он уплывает в открытое море…» – сказала с улыбкой Селия, любуясь шаром, поднимающимся в ясное майское небо. И Кузьма утешился. Сначала он собирался плакать, но девушка стала рассказывать ему увлекательную историю про верхний синий океан. «В том океане живут другие воздушные дельфины, много-много, и наш новый друг просто-напросто выбрал момент, чтобы сбежать домой. Там ему будет очень хорошо» – заверила своего маленького жениха Селия, и он окончательно передумал реветь.
За все годы, что Кузьма прожил в доме своей будущей супруги, он ещё ни разу не испытывал ревности. Мысль, что молодая красивая миллиардерша может, уезжая надолго или проводя где-то целые дни, встречаться с мужчинами, если и приходила к нему в голову, то не волновала – утвердившись в туманных догадках, он, вероятнее всего, испытал бы лишь досаду, причем, не более сильную, чем от двойки или от наказания, и поставил бы мысленно ещё одну галочку в списке зол, причинённых Селией, и в который уж раз пожалел себя…
Лежа в темноте, Кузьма напряженно прислушивался, но в доме было тихо, казалось, даже тише, чем в другие ночи; чуткий слух юноши в этой томительной тишине мог различить даже прерывистый шепот отдалённой скоростной автомагистрали.
4
Селия не возвращалась несколько дней. Кузьма колебался; такими вещами, как обычаи предков, не шутят – за содеянное придется ответить. Однако, ритуальный платок он отвязывать не стал. Юноша решил: если супруга заглянет-таки к нему в одну из следующих ночей, он наберется смелости и выскажет ей всё, что наболело; и о традиции порок, и о своей изнуряющей скуке, и, разумеется, о её планах на дальнейшие с ним отношения… Чинная атмосфера совместных завтраков и ужинов за огромным столом в присутствии прислуги к таким беседам, понятно, не располагала.
Кузьма, затаившись под одеялом, ждал, когда с тихим щелчком откроется, наконец, дверь, проскользнет по полу золотистая полоска света из коридора, и войдёт Селия – с распущенными по плечам волосами, в том самом синем атласном халатике или в другом, черном шелковом с драконами, вышитыми огненным и алым, – он видел такой на ней, когда болел, и она пришла к нему в комнату ночью, чтобы измерить температуру… Он раздразнил себя фантазиями до того, что у него запылали щеки и потяжелело под животом…
Внезапно он услышал шелест шин на подъездной дорожке.
Автомобиль! Нет. Даже несколько автомобилей! Она вернулась!
Соскочив с кровати прямо в ночной рубашке, без тапок Кузьма выскочил в коридор. Он понимал, что Селия скорее заругается, чем обрадуется, когда он встретит её в таком виде. Но его желание убедиться, что она действительно пожаловала домой, было сильнее робости.
Приблизившись к парадной лестнице, Кузьма замедлил шаги.
Что-то было не так.
Несмотря на присутствие в холле людей, свет там не горел, не то что люстра – даже светильники на стенах никто не удосужился зажечь. По стенам двигались лучи фонариков.
Ограбление? Кузьма испугался. Настоящее ограбление? Или продолжение истории?
Страх боролся в нём с любопытством и жаждой приключений. Первым позывом было – бежать обратно, запереться в своей комнате и зарыться в одеяло с головой. Но Кузьма слился со стеной и продолжил наблюдать. По холлу продолжали скользить белесые пятна. Внизу кто-то ходил.
Внезапно юноша услышал знакомый приглушенный голос. Он принадлежал начальнице охраны.
– Опускайте вниз, давайте-давайте, быстрее и без лишнего шума.
Кузьма, затаив дыхание, подкрался к перилам лестницы и посмотрел вниз. То, что он увидел, превзошло самые жуткие догадки.
Пол в одном из углов парадного холла был разобран: над черной бездонной дырой площадью примерно два квадратных метра стояла дворецкая с фонариком. Несколько охранниц спешно передавали друг другу по цепочке, судя по всему, увесистые деревянные ящики. Ещё одна девушка сидела на полу возле дыры, быстро отколупывала верхние дощечки и пересчитывала содержимое каждого ящика. Она светила себе фонариком – в дрожащем голубоватом
