– Это и есть святилище? – прошептал Даниел.
– Какое святилище? – усмехнулась старуха. – Никакого святилища не существует. Богиня здесь. – Она постучала пальцем по своему изуродованному уху и повернулась, чтобы уйти.
Даниел рванулся за ней следом:
– Постой! Это имя, Боссзу. Что оно значит?
Старуха усмехнулась опять. В ее прямом, пронзительном взгляде Даниел ясно прочел упрек.
– Что ты спрашиваешь меня? Ее спроси, – сказала она и исчезла в чаще.
Даниел остался один.
Или все-таки нет?
– Джаника, – беспомощно позвал он, заранее зная, что на зов не будет ответа. Потому что нет никакой Джаники. Нет и… не было? Да нет, была. Его брат, Самиел, единственный брат-близнец, действительно привел из Хорвея девушку три года назад. И девушка эта действительно была рабыней. Только не было в этом такого уж большого позора. Отец и мать огорчились, талтош поворчал, но на этом все тогда и закончилось. Один лишь Даниел продолжал чувствовать себя оскорбленным. Но наказывать брата ему не понадобилось, его наказал сам Иштен: жена Самиела была нежной и очень юной, она выносила дитя и умерла, не дожив до весны. Зима тогда выдалась холодной, по пустоши ходил мор, торговцы боялись выезжать за пределы безопасных селений. Жена Самиела не пережила того трудного времени. Она действительно бросила своего несчастного мужа, сбежав от него и от жизненных тягот в чертоги Иштена. Плохой был год…
Так что жена Самиела, бывшая рабыня, существовала.
Вот только звали ее не Джаника.
Хотя девочку, дочь, которую жена родила Самиелу, действительно звали Ангьялка. Когда она только родилась, волосы у нее были рыжеватые, как у отца, но со временем потемнели и стали почти черными, как у матери. А когда она немного подросла, то стала мучить котят. Самиел переживал за нее, говорил, что ей не хватает матери, не хватает ласки. Они с Даниелом обо всем говорили открыто, даже о самых сокровенных вещах. И как раз это они обсуждали в последний раз, перед тем как…
Даниел моргнул. Что же все это значит? Марево, колдовство? Если не было никакой рабыни Джаники, то зачем он пришел сюда?
Затем, сказала богиня Боссзу, что ты убил своего брата-близнеца.
К каменной пасти вели крутые ступени. Даниел поставил ногу на нижнюю, поколебался. Потом пошел вверх. У идола не было глаз, и, пристально вглядываясь богине Боссзу в лицо, Даниел невольно вглядывался в ее пасть, черную, кишащую мухами. Два соляных столба по бокам возвышались точно надгробия на могильном кургане. Под ногами на каменных ступенях хрустела соль. Почему, почему везде столько соли?!
И тогда он наконец вспомнил.
6
Дело было вовсе не в жене-рабыне, сказала Даниелу богиня Боссзу. Хотя тот случай показал, что твой брат Самиел легко пойдет против традиций пустоши ради своих интересов. Но тогда вы как-то поладили. Тогда еще был жив ваш отец. Однако потом он умер. А вам, Даниелу и Самиелу, досталось наследство – солончак, простирающийся от Хайдушага почти до Тисы. Этот солончак принадлежал вашей семье веками и делал вас самыми богатыми в племени. Почти все остальные жители селения батрачили на твоего отца, собирая соль, которую вы потом возили продавать в Хорвей или сбывали странствующим торговцам. Вы процветали, и селение процветало вместе с вами благодаря солончаку. Но после смерти отца к вам приехали трансильванцы. Они тоже продавали соль, возили ее торговым путем через пустошь в Будер. Их соль была лучше вашей, но и дороже. Ваша торговля мешала их торговле. Поэтому они захотели купить у вас солончак. Они предложили большие деньги. Огромные деньги. Самиел, который так и не оправился после смерти жены и мечтал уехать, начать где-нибудь жизнь заново, с радостью ухватился за предложение. Он решил продать солончак трансильванцам и сказал об этом тебе, Даниел.
Но ты был против.
Вы были очень дружны всю жизнь. В конце концов, вы ведь близнецы. Самиел поверял тебе свои тайны, а ты поверял ему свои. Вы всегда стояли горой друг за друга. Но теперь все стало иначе. Самиел хотел уехать в Хорвей или даже дальше, в Будер, а ты хотел, чтобы все оставалось по-прежнему. Тогда вы пошли к талтошу, чтобы он вас рассудил. Талтош встал на твою сторону, но Самиел не принял его решения. Вы поссорились. Вы кричали. Вы грозили друг другу смертью на глазах у вашей несчастной матери. Позже, когда все свершилось, она сказала тебе, что лучше бы ей выкололи глаза, чем видеть это, и отрезали уши, чем слышать это, лучше бы ей отрубили руки, которыми она нянчила вас обоих, и лучше бы она лишилась ног, которые привели ее когда-то в дом вашего отца. Так она сказала. Ваша мать. Ее звали Тодора.
Ты вновь пришел к талтошу ночью и спросил у него совета. И тайно, с глазу на глаз, в полутемной избе, полной зеленоватого чада, талтош сказал тебе, Даниел, что ты прав. Солончак веками принадлежал племени, продавать его трансильванцам нельзя. Поэтому от Самиела надо избавиться. Будь один из вас двоих старше, младшему пришлось бы подчиниться его воле. Но вы близнецы. Ни в одном доме не может быть два хозяина. Так сказал талтош, и ты, Даниел, твердил эти слова снова и снова, день за днем, до тех пор, пока они не впились тебе под кожу, словно острые колья, и не отравили твое нутро, словно жестокий яд.
Ни в одном доме не может быть два хозяина.
Ты поговорил с Самиелом и притворился, будто согласен на продажу. Вы славно побеседовали, обнялись, потом выпили и поели кровяной колбасы, которую Самиел так любил. Это стало его последней трапезой. Потом вы поехали на встречу с трансильванцами, чтобы совершить купчую сделку. И там, по дороге, ты, Даниел, убил своего брата. Ты ударил его копьем: сперва в бедро, так, что острие насквозь пробило плоть и выдрало кусок мяса, а потом в бок, под ребро, оборвав его жизнь. И потом один приехал на встречу.
Трансильванцы ждали вас, и ты молча плюнул им под ноги. Среди торговцев была женщина, ты еще тогда удивился, что ж это за племя, которое позволяет женщинам вести такие дела. Она первой поняла, что ты сделал, и ее красивое, упрямое лицо исказилось отвращением. Она сказала: «Ты убил его, верно? Ты уже
