Паркер послушался совета Тани и еще усерднее стал работать в лаборатории. А она много и далеко гуляла одна. В Отрадное стали стекаться рабочие и старатели, и Таня довольно часто ходила через холм к старателям в Ракитино.
Воронов иногда вызывался сопровождать ее. Она не отказывалась и непринужденно болтала с ним. Впрочем, никогда не заговаривала о той ночи в буран. И он молчал, точно ничего и не было.
Но Воронов хорошо помнил этот меткий выстрел, спасший его. Он давно уже решил, что Таня здесь неспроста. Заключением своим, однако, ни с кем не поделился, а только следил и наблюдал. Наблюдал за всем.
— Что вы все с англичанином, да с англичанином гуляете, нами пренебрегаете? — говорил он как-то ей, поднимаясь по холму. — Долго вы еще здесь пробудете? Побыли и довольно. Возвращайтесь-ка подобру-поздорову назад. Мне-то что. Здесь и лучше. Все же и на вас посмотришь, полюбуешься, какие еще русские барышни остались. А так, для вас. Скажите вы ему, чтобы кончал, да и поедем. Долго здесь жить, до хорошего не доживешь. Народ здесь у нас кругом отчаянный, да и Хилидзе вас не особенно жалует.
Они медленно поднимались в гору и Воронов ломал ветки, высовывающиеся на тропинку, и машинально срывал с них молодые листики. Таня шла, опустив голову, и изредка останавливалась и концом палки выковыривала из земли камешки.
— Эх, Татьяна Николаевна, Татьяна Николаевна, знаю, что я для вас не человек. Большевик, одним словом. А может быть, и в большевике-то где-то глубоко человек сидит, и Чека человека не всегда может до конца выбить. На вас посмотришь, и человеком захочется стать.
— Это хорошо, Воронов, что вы хотите стать человеком, — улыбнулась она, взглянув на него. — Но почему только эмигрантка вас толкает на человеческий путь, на что же тогда были все ваши завоевания революции?
— Что эти завоевания, да завоевания? Вон Хилидзе рабочим гнилой хлеб выдает да в холодных бараках держит. Так бы раньше разве стали жить? Ну, а теперь попробуй поговорить. Разговор будет короток.
Стоило из-за этого всю Россию перевертывать, все трясти и перетрясывать так, что кто куда разлетелся, чтобы вот такой, ничего не понимающий мальчишка над народом издевался.
Эх-ма, были мы тогда без понятия. А теперь понимаем да молчим, так зажали, что ничего сделать не можем. Это уж я вам, Татьяна Николаевна, так от души говорю. Знаю, что не выдадите. Только, право, пора вам назад за границу. Посмотрели и будет, пока все тихо и смирно. У нас, знаете, глаз и уши повсюду. В центре знают, что в самых дебрях глухих делается.
В теплый весенний день Таня сидела на скамеечке под окнами лаборатории и лениво читала английский роман. Окна были открыты. Паркер работал в другом конце дома.
— Он может, в конце концов, допытаться до этого. Смотрите, с каким усердием он работает и, главное, берет образцы из разных мест рудника, — расслышала Таня разговор двух русских химиков.
Дунул легкий весенний ветер и куда-то отнес разговор.
— Досадно, — опять донеслось до нее. — Найдет, им расскажет. Новая реклама. Пусть сам-то знает, только бы Хилидзе не говорил. А ведь никак с ним не заговорить, можно нарваться. Тоже эта Дикова. Все твердят, что белогвардейка из заграницы приехала. Так бы и пустили они белогвардейку. Держи ухо востро. Тоже штучка. С матросом-то приятельница.
Полной неожиданностью был для Тани этот разговор. Оба химика ей казались такими преданными советскими специалистами. Они так уверенно держали себя с администрацией и так громогласно говорили о советских достижениях. Паркер всегда удивлялся их сравнительному невежеству.
— Неужели нет лучших? — часто спрашивал он Таню. Теперь она поняла, в чем дело, и даже усмехнулась, когда вспомнила про эти пять недель, проведенных вместе с ними.
— Да, это выучка. Надо у них учиться, — подумала она. Паркеру она ничего не сказала, только внимательнее стала присматриваться к его работе.
В последнее время он чаще ездил на рудник. Заставлял рабочих отбивать куски руды то в одном, то в другом месте. В лаборатории он сидел дольше и несомненно старался оставаться там, когда оба химика уходили.
— Странная вещь судьба, мисс Дикова, — говорил он Тане, когда они сидели на корнях большой ивы над быстро бегущей речкой, песочное дно которой было драгоценным.
— Вот я, лондонский ученый. Написал уже несколько работ. Была у меня определенная налаженная жизнь и работа налаженная. Но вот попал сюда, в эту глушь, отрезанную от всего мира, и все изменилось в моей жизни. Надо же было найти вас именно здесь. Встретиться с русской эмигранткой в далеких советских лесах.
— Но, Паркер, вы слишком уверенно распоряжаетесь другими, — тихо и с легкой усмешкой ответила Таня, не смотря на него и стараясь прутом задержать щепку, несущуюся мимо.
— Да, но я знаю, что это так. Ведь я прав? Скажите сейчас же — я прав?
Таня посмотрела на него долгим взглядом, быстро встала, выпрямилась и отошла. Она подняла камешек, ловко бросила его далеко в воду, потом опять посмотрела на него, обдала его всего радостью и сказала, хотя ему было и так все ясно:
— Не знаю, Паркер, не знаю. Не надо об этом говорить. Не надо. Пока лучше быть свободными, как птицы.
Паркер вскочил и хотел подойти к ней, но она быстро и легко прыгнула через другой корень, весело засмеялась и побежала вверх по берегу.
Паркер не побежал за ней. Она остановилась, подождала его и медленно пошла рядом.
— Не позволяете пока, не буду. Только знайте это твердо, Таня, — с подчеркнутой серьезностью сказал он. — И другое решилось для меня в этих лесах…
— Как, вы нашли? — живо вскрикнула Таня.
Паркер был ошеломлен.
— Что нашел? А вы почему знаете, что я искал? — и подозрения волной снова охватили его.
«Как все таинственно и фантастично, что связано с русскими», — пронеслось у него в голове.
— Я все знаю, Паркер, от меня ничего нельзя скрыть, — прищурившись, засмеялась она. — И не надо скрывать. А от других скрывайте. Ну, теперь рассказывайте, как вы нашли, — добавила она, слегка касаясь рукой его рукава.
Паркер засунул руку в карман и у него на ладони заблестели на солнце несколько маленьких синих камушков. Самый большой был величиной с ноготь мизинца.
— Вот, смотрите. Таинственный металл. Мои лондонские опыты подтвердились. По-видимому, в здешних рудах его довольно много. Я произведу переворот в металлургии. Железо больше не будет ржаветь.
Синий камушек сверкал на солнце совсем как золото.
— Ну вот хорошо, что вы мне показали, а я ведь не знала, что вы нашли, — лукаво сказала Таня.
— Как не знали? Я ничего не понимаю. Почему же вы заговорили об этом? Что за фантастика? Вы не можете себе представить, как мне
