— Я просто не знаю, что мне делать, Мюррей. Я здесь пятое колесо в телеге. Сначала это было неважно. Я думала… Ну, для меня это счастье, что здесь, хотя мне и не дали никакой роли, но не отправили обратно в Лондон. Все же жалование в два раза выше, чем в Саутгемптоне, и я учусь, наблюдая Дельгадо в работе, а так же Сэма Близзарда и вас. Но мой первоначальный оптимизм давно уже иссяк. Все это дело кажется мне таким хорошо спланированным.
Мюррей уставился на нее.
— Что все это должно значить? Почему вы так решили?
— Я сама этого точно не знаю.
Она беспомощно пожала плечами.
— Мне только показалось, что Сэм заботится обо мне. Я думаю, он нанял меня и платит мне не из чистого человеколюбия, потому что до сих пор он мне ничего не сказал и не разу не поругал меня, когда я вела себя не слишком хорошо. Вы единственный, кто хоть как–то со мной говорит. Больше никто не обращает на меня внимания. Конечно, Ида…
Она не стала продолжать. Прежде, чем он смог что–нибудь сказать, лицо ее сморщилось, и она затянулась сигаретой.
— Я в последнее время слишком много курю, — сказала она. — В горле у меня совершенно пересохло. Не найдется ли у вас стакана воды?
— Конечно.
Мюррей встал. Когда он подошел к раковине, он кое о чем вспомнил и открыл шкафчик. Жестянки с фруктовыми соками все еще стояли там. Он взял одну из них и показал Хитер.
— Может быть, лучше немного сока? Я его еще не пил.
Она кивнула, словно ей было бы безразлично, что он ей дает. Мюррей пробил отверстие в жестянке перочинным ножом.
— Вы хотели мне что–то сказать, — сказал он.
Он достал стакан и протянул ей его.
— Спасибо.
Хитер одним глотком опустошила стакан апельсинового сока и опустилась в кресло.
— Верно, я хотела кое–что сказать. Ну, я думала, что вы сможете мне помочь, потому что вы были так милы со мной и потому что вы больше… О, это звучит смешно, но я просто не могу выразиться по другому. Вы проявили больше инициативы, чем все остальные. Мне кажется, что все остальные, кроме вас, так пассивны, так безразличны ко всему. Этого я никак не ожидала. Вы понимаете, что я имею в виду? Они работают весь день, почти весь вечер болтают друг с другом, а потом честно отправляются в постель. И это все. У меня такое чувство, что я никогда никого из них по–настоящему не узнала. Мне кажется, что они интересуются общей работой, и это их единственный интерес. Вы побывали везде, вы обнаружили магнитофоны в кроватях, вы задаете неудобные вопросы. Вы понимаете, что я хочу сказать?
Хитер не стала продолжать, но ее вопросительный взгляд сказал ему, что она боится.
— Я очень хорошо понимаю вас, горячо заверил ее Мюррей. продолжайте, пожалуйста.
Она отставила пустой стакан.
— Знаете, что? С тех пор, как вы показали мне эту странную штуку под моей кроватью, я все время беспокоюсь. Всем остальным это, кажется, совершенно безразлично. Они начинают скучать, когда с ними заговоришь об этом, не так ли? Но я каждый вечер перерезаю тонкую проволоку, идущую от матраса к магнитофону своими маникюрными ножницами.
Хитер усмехнулась.
— Разве это не сумасшествие? Но я не хочу, чтобы аппарат всю ночь работал под моей подушкой. А как вы?
— Теперь я подумаю.
Мюррей наморщил лоб и уставился на стену перед собой, чтобы Хитер не видела, что она высказала то, что он подсознательно уже счел самым важным.
— Я делаю даже больше. Я каждый вечер вытягиваю проволоку из матраса и выбрасываю ее. Она всегда появляется снова, но, должно быть, установить ее довольно сложно. Я делаю это вообще–то вот почему. В конце концов Дельгадо должен потерять терпение и сказать мне, для чего все это сделано.
— Итак, вы думаете, что он солгал, когда утверждал, что эти приборы он использует для…
Она попыталась подыскать нужное слово.
— Гипнопедии? Конечно, он солгал. Даже Лестер был того же мнения, когда я показал ему эту штуку. Но он не захотел принимать все это всерьез. По его мнению, Дельгадо занимается здесь какой–то псевдонаучной чепухой.
Хитер провела языком по губам.
— Можно мне выпить еще апельсинового сока? Я все еще хочу пить.
— Конечно.
Мюррей с готовностью поднялся, открыл вторую жестянку и поставил возле нее.
— А повернутый телевизор тоже имеет какую–нибудь связь с Дельгадо? осведомилась Хитер.
— Вы попали в самую точку, — сухо сказал Мюррей. — Лестер обнаружил, что в аппарате находятся какие–то добавочные детали. Он постоянно включен и никогда не выключается. У меня странное чувство, что за нами все время наблюдают. Поэтому…
Он наморщил лицо и пожал плечами.
— Да, я знаю, что вы имеете в виду.
Хитер серьезно посмотрела на него.
— Но зачем? Что все это значит? Почему остальных это нисколько не заботит?
— Не имею никакого представления, — ответил мюррей. — Я знаю только, что Дельгадо беспокоится о всех этих вещах, вместо того, чтобы действительно беспокоиться о нашей работе.
Он сделал паузу.
— Впрочем, о чем же вы хотели меня спросить? Это связано с этим?
— Нет.
Хитер опустошила стакан и взяла вторую жестянку.
— О, я же выпью весь ваш запас!
— Пейте. Я не открыл еще ни одной жестянки, и, в конце концов, кто–то же должен пить все это.
— Спасибо, сок действительно очень вкусный.
Она наполнила свой стакан.
— Я рада, что кто–то позаботился об этом.
Он покачал головой.
— Дальше, пожалуйста, — попросил он ее. — Я рад, что кого–то заботит то же, что и меня.
— Ну, не совсем то же, — поправила она его.
Она побледнела, начав говорить о своих опасениях. Теперь краска снова стала возвращаться на ее лицо.
— Я подумала, не лучше ли сдаться и вернуться в Саутгемптон. Я приехала сюда с иллюзиями, что смогу многому научиться и, может быть, сыграть специально написанную для меня роль. Представьте себе только, каким шансом это было для меня в пьесе Дельгадо! Вы заметили, как оптимистична я была по прибытии сюда?
— Я помню еще и о том, что я пытался испарить этот ваш оптимизм, добавил мюррей.
— Это было только хорошо. Я должна быть благодарна вам за это.
Она снова отпила сок из стакана.
— Если бы вы меня не предупредили, что я питаю напрасные иллюзии, мне было бы намного хуже теперь, когда я сама пришла к такому же выводу.
Мюррей изучающе посмотрел на нее. Она теперь говорила горячее, чем прежде, казалось, нервничала немного
