Слушая пение псалма — сперва тихое, но постепенно становившееся все громче, — Эрнест вдруг подумал, что, с тех пор как он сюда вернулся, он ни разу не видел столько улыбок одновременно.
Когда мистер Поллок благословлял второй колодец, Эрнест почувствовал, что кто–то застенчиво потянул его за свободную руку (в другой руке он сжимал руку Элис). Опустив глаза, он увидел перед собой женщину с измученным, покрытым морщинами лицом и раньше времени поседевшими волосами. То была миссис Гибсон.
— Нам с малышами давно уж пора было поблагодарить вас, мистер Пик, — прошептала она. — Но теперь всей нашей деревне надо сказать вам спасибо за то, что вы вернули людям такой хороший старый обычай! Да благословит вас Господь, мистер Эрнест!
И она исчезла в толпе.
Но, поискав ее взглядом, Эрнест вдруг перехватил взгляд Гаффера Тэттона; старик прямо–таки сиял от удовольствия и тайного торжества, словно хотел воскликнуть: «Ну, а что я вам говорил, сэр?!»
Наконец процессия приблизилась к перекрестку у Старого родника. После событий нынешней ночи ожидание чего–то необычного прямо–таки висело в воздухе, хотя обряд благословения Старого родника проходил с теми же молитвами, с теми же цитатами из Библии, в которых утверждалось, что вода — это жизнь. Но явно люди ожидали чего–то большего, и оно внезапно случилось.
Прервав подготовленную заранее речь, старый священник оглядел собравшихся и вдруг сказал:
— Друзья мои! Надеюсь, после стольких тяжких лет, пережитых нами вместе, я могу вас так называть?
Люди снова заулыбались — широко и благодарно.
— Среди нас есть люди, которые считают неправильным или даже злонамеренным сохранение той традиции, которую мы возродили сегодня. К счастью, я не из их числа!
«Мы тоже!» — был молчаливый ответ толпы, а священник продолжал:
— Все мы знаем: то, что нам дана жизнь, что мы появились на свет, что нам дан разум, что мы можем научиться прославлять нашего Создателя, — все это настоящее чудо!
Горячие слова священника вызвали аплодисменты, но братья Стоддард погасили этот первый всплеск эмоций, и мистер Поллок снова заговорил:
— Разве не должны мы быть благодарны за пищу, которую едим, и за воду, которую пьем? И за то, что наши земли дают богатый урожай? И за то, что здоров наш скот, а наше имущество в целости и сохранности? И за то, конечно, что нам дано оставить после себя детей, и эти дети последуют по нашим стопам, когда мы неизбежно будем призваны в царство праведных… На этом празднике сегодня мы открыто говорим, что все мы, люди, в долгу перед Создателем, и особо отмечаем великий дар воды. Этот дар обязывает нас всегда помнить, что он — лишь один из многих даров Всевышнего, главным из которых является любовь. Да благословит вас всех Господь!
И старый священник повернулся лицом к тому панно, в создание которого Эрнест и другие деревенские мастера вложили столько старания и труда, и громко произнес соответствующую данному торжественному событию молитву. И многие из присутствующих молились с ним вместе.
Но Гаффера Тэттона среди молящихся не было. Сгорбившись, побуждаемый, видимо, причинами чисто физиологического характера — старческой слабостью в виде переполненного мочевого пузыря, — старик спешил к дому. Но не успел священник завершить благословляющее действо, как Гаффер снова выскочил на крыльцо и что было сил заорал:
— Клянусь, она сладкая!
Все головы разом повернулись к нему.
— Вода сладкая! — продолжал орать Гаффер Тэттон. — И ничем дурным даже не отдает! Я пил эту воду всю жизнь, и, несмотря на вчерашнее, Она снова сделала ее чистой и сладкой!
— Он хочет сказать… — прошептала Элис Эрнесту в самое ухо, но он остановил ее.
— Я все понял. По словам Гаффера, для этой воды не имеет значения, какой ужасной была при жизни моя тетка и сколько времени ее тело пролежало в колодце: вода не испортилась! Когда мы поженимся, любовь моя… кстати, ты не будешь возражать, если мы сделаем это дважды?
— Но разве это возможно? — Элис отстранилась от него, внимательно глядя ему в лицо широко раскрытыми серыми глазами.
— Один раз мы это сделаем для меня, мужчины, во имя Отца и Сына. А во второй раз — для тебя. Во имя… в Ее честь, Элис! Как ты к этому отнесешься?
— Но Ее имени не знает никто!
— Это не так уж и важно, не правда ли? Мы ведь знаем, что Она существует, верно?
Элис, немного подумав, уверенно кивнула:
— Да, я давно это знала. Как и Гаффер Тэттон. Вот только удивительно, как это ты так быстро все узнал и понял… Но, честно говоря, я ужасно этому рада, мой дорогой! Мы будем жить в замке?
— В основном да. Во всяком случае, мне бы этого хотелось. К тому же я ведь единственный наследник. Но на медовый месяц я хочу непременно увезти тебя в Индию. Хотя и не могу обещать, что тебе удастся присутствовать на церемонии поклонения богине Кали.
Улыбаясь, она сжала его руку.
— По–моему, я видела более чем достаточно злобных воплощений женской сущности… — Она спохватилась и умолкла. А потом воскликнула: — Боже мой, Эрнест, это же просто ужасно! Она еще и остыть не успела, а мы с тобой уже обсуждаем, как проведем медовый месяц… Тогда как нам бы следовало обсуждать ее похороны!
— Извините, мистер Эрнест!
Они обернулись и увидели рядом с собой братьев Стоддард.
— Мы вас не задержим и сейчас уходим, да только сперва все ж хотелось поздравить вас обоих и вот что сказать: мы очень надеемся, что вы будете счастливы!
«Господи, и как только они узнали?» — мелькнула у Эрнеста в голове мысль.
Но тут он вспомнил, что ему говорила Элис насчет разговоров в людской и по всей деревне, и с огромным облегчением во весь рот улыбнулся.
— Огромное вам спасибо! Сегодня ведь у нас вечером пир? Вот там и встретимся!
А позднее, уже после того, как пожертвованная мистером Эймсом свинья была разделана, зажарена и съедена гостями, когда свою долю жаркого получили и все те, кому пришлось остаться дома, в том числе и миссис Гибсон с детьми, — уже после всего этого в темноте спальни Эрнест сказал Элис:
— А знаешь, по–моему, во
