Окунь хотел подбежать к ее телу, но Давыдов резко остановил его:
– Стоять, я сказал! Заткнись и не ной, поздно уже!
Комендант похвально похлопал в ладоши, подняв руки вверх: «Зер, гут!», – и пошел к своей машине, махнув рукой Давыдову. Давыдов в свою очередь поклонился коменданту.
Таня стояла с широко открытыми глазами и смотрела со скорбью и болью в сердце на ужасающую картину расстрела святой семьи.
Побег из убежища
Наталья не была готова к такому повороту событий. Она не знала, сколько времени они бежали от немцев. Остановившись, где-то у Бочинской хаты она обнаружила, что с ними нет Тани. Наталья не заметила, как она исчезла, только сестра Аня видела, как немец, отделив ее, погнал в сторону болота. Мать горько заплакала, не зная, что можно предпринять.
Вдруг рядом послышался лай собак, это бежали немцы, послышалась резкая команда:
– А ну ка, сукины дети, собирайтесь в одну кучу! – крикнул громко полицай.
Полицаи стали сгонять всех, как скот, в одну кучу. Люди, привыкшие к трудностям, бедам, к нечеловеческим условиям жизни, были в каком-то ступоре. Они совершенно не знали, что их ожидает дальше, но в душе были готовы к самому худшему сценарию. Они услышали, как через переводчика объявили, что всех погонят на Кокоревку, а там уже их судьбу определят на усмотрение командования.
Через несколько часов их пригнали в Кокоревку. Всех стариков, женщин, детей согнали в бывшую школу. По дороге слабых и немощных немцы пристрелили. Вся территория вокруг школы была взята в оцепление, забор обтянут колючей проволокой. Люди, уставшие от быстрой ходьбы, сели на траву, кто-то прилег. Благо, майское солнце было теплым, и земля уже прогрелась.
Наталья Григорьевна поглядела на изможденную Машу, которая все время просила кушать, у девочки кружилась голова и ее тошнило. Будут ли кормить их, никто не знал, но все надеялись на кипяток и кусок хлеба. Кто-то увидел, что немцы раскинули полевую передвижную кухню. Они стали варить похлебку, но что в нее полетело, лучше было не видеть – бросали копыта, шкуру, члены убитых лошадей. Но как бы противно не было, запахи раздразнили чувство голода, и все стали наблюдать за немцами. Всем раздали котелки, и люди гуськом потянулись к раздаточной. Каждому наливали по черпаку, больше не давали ничего.
– Ладно, похлебали – и то хорошо, теперь бы поспать дали! – произнесла Наталья, глядя на дочек.
Рано утром к Кузьме Давыдову постучали в окно. Он мгновенно соскочил, напялил телогрейку и вышел в сенцы.
– Кто там, кого черт принес в такую рань? – закричал Кузьма.
– Открой, Давыдов, это я, Окунь Васька.
– Чего тебе надо в такую рань? Опять про свою любовь будешь вспоминать? Мне не до тебя, своих забот по горло. Да кстати, может быть, ты знаешь, где Наталья Фирсова, куда их немцы погнали?
– Я пришел к тебе сказать, что их пригнали в Кокоревку, они находятся на территории местной школы.
«Придется поехать туда, может, как-то удастся помочь ей», – сказал Давыдов и пошел собираться. Собравшись, он приказал запрячь повозку и помчался в Кокоревку. Давыдов подошел к колючей проволоке и стал искать взглядом Наталью. Он нашел ее и подозвал к себе. «Наталья, я хочу помочь тебе и твоим дочкам. Я по-прежнему люблю тебя и хочу быть с тобой вместе. Я спасу вас, вот увидишь, жди меня», – сказал он ей обнадеживающе.
Давыдов обратился к немецкому офицеру с просьбой освободить его подругу Наталью с детьми. Офицер ответил, что без приказа коменданта эти вопросы не решает. Он поехал обратно в Брасово к коменданту. Давыдов подъехал к дому, где жила Тонька-пулеметчица. Она только что встала и прихорашивалась у зеркала. Ей только что принесли новые сапожки, и она как раз собиралась их примерять.
– О, какие люди к нам пожаловали! Кузьма, а ну ка, оцени своим мужским взглядом мои сапожки, как они на мне сидят!
– Тоня, сапожки на тебе сидят отменно, ты всегда была хороша собой!
Тонька озвучила то, что не давало ей покоя уже несколько месяцев:
– Помнишь, я тебе как-то говорила, что мне нравится один местный паренек по имени Николай, не знаешь где он сейчас?
Давыдов с надеждой на понимание ответил:
– Колю я твоего найду, понимаю чувства людей, но выслушай и помоги ты мне. Люблю я одну женщину, хочу ей помочь, она сейчас в лагере, в Кокоревке.
– Ну и что ты от меня то, хочешь? – спросила Тонька.
– Поговори с комендантом. Пусть он оставит ее здесь, я слышал, что женщин хотят отправить в Германию на работы.
– Ладно, Кузьма, я сделаю это, но долг платежом красен! Ты найди мне этого Николая, хоть из-под земли, и приведи его ко мне.
Антонина пошла к коменданту, а Давыдов нервно курил, ожидая ее возвращения. Через полчаса Тонька вернулась с документом от коменданта и отдала его Давыдову. Он поблагодарил и поехал в Кокоревку. Офицер внимательно прочитал документ и велел привести Наталью.
Наталья подошла к Давыдову без особого настроения:
– Зачем ты, Кузьма тревожишь нас? У нас с тобой нет ничего общего, я не давала тебе повода заботиться о нас. Любви я от тебя не хочу и не приму.
– Я увезу вас в усадьбу Поповское, вы вместе с дочками будете там жить.
– Это же имение отца Александра? – проговорила Наталья.
– Да не думай об этом. Какие сейчас времена! Было его, а будет наше с тобой.
Наталья, переступив через свою гордость, решила воспользоваться предложением Давыдова, но только ради спасения своих дочерей. Кроме того, она надеялась с его помощью отыскать Таню.
По приезду в поместье, где раньше жил отец Александр с семьей, они встретили старосту, Захара Волкова. Коротко кивнув ему, Давыдов спросил:
– Я понимаю, ты проживаешь здесь с семьей, ну и как тебе здесь? Ты, Захар, занял здесь все три дома?
– Да, правильно ты понял. Один дом занял я, а два других – мои дочери. А что?
– Так вот, староста, освободи один дом, потесни своих дочек! – приказал Давыдов. Нужно поселить одну женщину с детьми в этот дом.
– А о ком ты так заботишься? Уж не об этой ли королеве идет речь, кивнул Захар на Наталью с дочками.
– Да, ты правильно рассуждаешь, именно о ней я и говорю тебе, – Давыдов начал нервничать.
– Надо же, как быстро ты своего Ивана забыла! – бросил староста, глядя на Наталью.
– Никого я не забывала, а ты, быстро освобождай дом для нас, хватит рассуждать, да и не тебе меня осуждать, – сказала строгим голосом Наталья.
– Захар, кончай базар! Размести Наталью с дочками. Помоги ей, ведь мы с тобой сотоварищи, не так ли? А с ней у нас все будет серьезно. Если
