Она еще крепче прижалась к мужу, и он поцеловал ее в губы. А его пальцы тем временем, блуждавшие там, внизу, уже творили свою обычную магию. Но Давина не позволила ему отвлекаться от дел. Отстранившись, она чмокнула мужа в лоб и тут же встала с постели.
Джеймс застонал, изображая страдания. Перевернувшись на спину, он закинул руки за голову и сказал:
– Ты выглядишь усталой, любовь моя. Возвращайся в постель.
Давина криво усмехнулась.
– Если я вернусь в постель, ты ведь все равно не дашь мне отдохнуть.
– А что же в этом плохого?…
– У нас много дел, Джеймс.
– О, ты жестокая женщина, Давина! Ты покидаешь меня, вознаградив лишь одним жалким поцелуем.
Давина рассмеялась. У него так забавно выходило притворяться капризным.
– Я не могу целый день валяться с тобой в постели, дорогой муж. Ты не забыл, что сегодня мы начинаем стричь овец?
Джеймс рывком приподнялся.
– Только не говори, что собираешься сама в этом участвовать, – сказал он с беспокойством.
– Джеймс, я жду ребенка, это верно. Но я не больная и не увечная. Я чувствую себя прекрасно. А тошнота и слабость прошли окончательно, как и предсказывала повитуха.
– Но ты падала в обморок…
– Всего один раз, Джеймс. И это случилось два месяца назад.
– Я беспокоюсь за тебя и нашего ребенка.
– И я тебя за это люблю. – Как ни странно, металлические нотки, прозвучавшие в голосе мужа, лишь добавляли ей уверенности в том, что она любима и что он готов ее на руках носить.
Вернувшись к Джеймсу, она присела на край кровати, а он обнял ее и привлек к себе.
– Любимая, моя мать говорила, что я должен обращаться с тобой бережно и нежно.
– Ты всегда был нежен со мной, Джеймс. Даже тогда, когда я не носила нашего ребенка. – Давина взяла его лицо в ладони и поцеловала так, чтобы он почувствовал, как сильно она его любит. – Но ты не должен душить меня своей добротой, Джеймс, если не желаешь мне зла.
– И все-таки тебе незачем присутствовать на стрижке. Пастухи знают, что от них требуется, и, смею тебя уверить, они будут трудиться на совесть – хотя бы для того, чтобы тебе угодить.
– Я хочу быть уверенной в том, что вся шерсть до последнего клочка сострижена и собрана, – сказала Давина. И, вытащив из сундука старое платья, начала одеваться. – Из шерсти мы сделаем пряжу, а из пряжи – ткань. В прошлом году мы заплатили немалые деньги за хорошую ткань, а в этом году я намерена не покупать, а продавать, ясно?
Джеймс молча наблюдал за женой, больше не делая попыток ее отговорить. И в постель он ее больше не заманивал. Когда же она оделась, он тоже встал.
По дороге в Большой зал Давина увидела поднимавшегося по лестнице сонного Колина с кувшином воды в руках – Джеймс каждое утро требовал горячей воды для умывания. Когда же она вошла в зал, там уже яблоку негде было упасть – и все ели с завидным аппетитом.
Давина зашла на кухню, убедилась, что там все в порядке, а потом тоже села завтракать. Она с удовольствием ела овсяные лепешки, обмакивая их в мед и запивая пахтой, и радовалась, что ее больше не тошнило от одного запаха еды, как в первые месяцы беременности.
… А во дворе замка царила атмосфера радостного возбуждения – овец гнали в загоны и готовились к стрижке. Давина и Джеймс по большей части молча наблюдали за происходящим и высказывали свое мнение только тогда, когда их спрашивали. К вечеру на огороженном участке двора громоздились внушительных размеров горы овечьей шерсти.
Как и предупреждал старый Магнус, овцы заметно нервничали. Без толстой зимней шубы животные выглядели голыми, но для ягнят так будет даже удобнее – легче найти материнский сосок. А всего через несколько недель должно было появиться неплохое пополнение: беременных овец было много.
Давина никогда бы не призналась в этом Джеймсу, но к концу дня она ужасно устала. Она решила немного вздремнуть перед ужином, но остановилась при виде въезжавших в замок незнакомых рыцарей – конный отряд толпился в воротах.
Джеймс подошел к ней и положил руку ей на плечо. И страх тотчас же отступил: когда рядом находился муж, ей нечего было бояться.
Один из рыцарей отделился от кавалькады и въехал во двор. В нескольких ярдах от них с Джеймсом он остановил коня и спешился. Затем снял шлем и встряхнул длинными темными волосами – они густыми волнами упали ему на плечи.
Забыв о страхе, Давина во все глаза смотрела на незнакомца. Такого красивого мужского лица она не видела никогда. И все же этот красавец во всем уступал ее мужу – она могла бы в этом поклясться.
Когда незнакомец приблизился к ним, Джеймс протянул ему руку. Мужчины обменялись рукопожатиями как давние друзья.
– Гидеон, неужели это ты?! – воскликнул Джеймс.
– Да, Джеймс, это я. Я уже не чаял увидеть тебя живым, но тут узнал, что ты поселился здесь, в Торридоне.
И оба рассмеялись, радуясь встрече.
– Познакомься с моей женой, – сказал Джеймс, гордо выпятив грудь. – Давина, этот уродливый гном – мой брат-крестоносец.
Сэр Гидеон поклонился с безукоризненным изяществом вельможи, большую часть жизни прожившего при дворе.
– Вижу, что вам удалось завоевать сердце этого малыша, – проговорил гость. – Поздравляю вас, миледи.
Давина улыбнулась; ей нравился этот любезный рыцарь.
– Уверяю вас, милорд, наши с Джеймсом чувства взаимны, – ответила она с поклоном.
– Джеймсу всегда везло с дамами, – со смехом отозвался сэр Гидеон.
– В самом деле? – Давина снова улыбнулась. – Ну-ка расскажите подробнее, милорд.
– Дорогая, не обращай внимания на этого беспутника. У него язык без костей. Что, Гидеон, ищешь чем заняться? – спросил Джеймс, быстро сменив тему. – Мой отряд полностью укомплектован, но для рыцаря с твоими умениями у меня всегда найдется место.
Сэр Гидеон в задумчивости окинул взглядом пустынный ландшафт. Он не хотел обидеть хозяев нелестной оценкой, но увиденное, как показалось Давине, его не слишком впечатлило.
– В жизни в глуши есть свои преимущества, – сказала Давина.
Щеки сэра Гидеона покрылись краской.
– О, поверьте, миледи, это прекрасное место, – ответил он.
– Я не прошу тебя принимать решение прямо сейчас, – сказал Джеймс. – Когда решишь, тогда и решишь. Место останется за тобой.
Сэр Гидеон улыбнулся и проговорил:
– Я сейчас еду на юг, на турнир. Приз весьма соблазнительный для любого рыцаря, но ты, как я вижу, теперь больше лэрд, чем рыцарь. Полагаю, звон монет тебя уже не так манит, если ради них придется покинуть столь прекрасную леди.
– Я богат как дож! – заявил Джеймс. Обняв жену за плечи, он чмокнул ее в губы.
Давине было приятно, что Джеймс так открыто и искренне выражал свои нежные чувства
