Чужой. Определенно, чужой.
Я вдруг очень ясно поняла: моя мама – совсем еще не старая женщина – привела с собой мужчину. Ничего уже не будет прежним. Мир меняется, все будет иначе, и это необратимо. Мужчина едва заметно улыбнулся мне – заводная улыбка человека пожившего, человека, которого не обошел стороной успех, который знает, что такое горе. Сколько ему лет? Пятьдесят? Пятьдесят пять? Мама смотрелась рядом с ним, как первая леди государства. Она улыбалась совершенно нетипичной для нее, поставленной, фальшивой голливудской улыбкой. Новая луна. Она нервничает и волнуется. Она решила нас познакомить со своим мужчиной. Я не могла справиться с ощущением, что думаю и говорю на каком-то иностранном языке.
– Маргарита Венедиктовна, очень приятно, – мама Игоря бросилась навстречу, помогая с вещами.
– Елена Михайловна, тоже очень, очень приятно, – кивнула моя мама и посмотрела на меня. В ее глазах отчетливо читалась паника.
Ничем не могу помочь, мама. Сама в шоке.
– Что-то вы так припозднились? – спросил муж Елены Михайловны, обращаясь к «маминому мужику».
– Пробки на дорогах, – ответил он. Голос был низким, густым, таким, к которому невольно начинаешь прислушиваться. Где она взяла этого «мужика»? Фаина, моя сестра, не отрываясь, смотрела на него, словно пыталась расшифровать код к уже активированной бомбе. – Да еще этот навигатор повел нас какой-то странной дорогой, пришлось поплутать.
– О, какой у вас чудесный свитер, – защебетала мама.
– А у вас очаровательное платье. И сережки, – тут же ответила Елена Михайловна. Милые любезности, призванные разбить лед, которым так и морозило от нас с сестрой. – Кажется, я видела что-то подобное в каком-то журнале?
– «Вестник садовода», не иначе, – рассмеялась мама. Елена Михайловна тоже усмехнулась. Я не узнавала маму. Подменили. Мне вдруг стало так больно в груди, что трудно дышать. Она больше не с папой. У мамы появился другой мужчина. Глупо, папы же давно нет на свете. Но мама всегда была чем-то неотделимым от него. Как Инь и Ян. А что же будет теперь?
– Так что, пока мы плутали, вы все слопали без нас? – этот вопрос мама адресовала мне, пытаясь – безуспешно – вытащить меня из ступора.
– Никуда вы не опоздали, мы только-только растопили духовку, – ответила за меня Елена Михайловна. – Слава, подойди к нам, познакомься! Слава, ну где ты? О, вот ты. Ну что же ты в тапочках?
– Ты считаешь, что было бы лучше, если бы я был босиком? А может, у меня носок драный?
– Слава! – воскликнула фальшиво возмущенная Елена Михайловна, а «Слава», для всех Вячеслав Андреевич, весело подмигнул остекленевшей Фаине. Он тоже был высок, тоже чем-то отдаленно напоминал длинношеего, аккуратно ступающего папу-жирафа, а улыбался он, как заправский Чеширский кот. Глядя на него, ни у кого не осталось бы ни единого вопроса в биологическом отцовстве Игоря Апреля. Такая «жирафья» порода – большая редкость. Их семью вполне могли занести в Красную книгу.
– Маргарита Венедиктовна, очень приятно, – кивала мама, тоже улыбаясь звездой с красной ковровой дорожки. И с опаской поглядывая на нас. Мы с Файкой стояли – два дубовых истукана, две головешки – и не могли извлечь из себя ни звука.
– Вячеслав Андреевич, и нам, и нам приятно. Не передать, как. Игорек много рассказывал нам о вашей семье.
– Ох, этого-то я и боялась, – сказала мама и задорно рассмеялась. – Познакомьтесь, Даниил Семенович Марков, мой близкий друг, – и мама еще крепче взяла под руку этого «мужика», из-за которого мы с Фаиной лишились способности двигаться или говорить.
– Добро пожаловать, – кивнул папа-жираф. Мама повернулась к нам.
– Даня, а вот эти две безмолвные статуи – мои дочки, с которыми ты так хотел познакомиться. Но, видимо, не удастся тебе познакомиться. Видишь, их унесло в другое измерение. Лиза, скажи хоть что-то.
– Что сказать?
– Да все равно, лишь бы стало ясно, что у тебя нет инфаркта, – улыбнулась мама. Я почувствовала, что злюсь. Да, злюсь. Не могу сказать, на что, не могу сказать, что имею на это право.
– Прекрасная погода… не правда ли? – выпалила я, сощурившись. Погода была ужасной. Мама нахмурилась.
– Как скажешь, как скажешь.
– А я люблю метель, – сказал Даниил Семенович и взял мою руку в свои большие ладони. Я беспомощно оглянулась на Фаю, та смотрела на нас, как будто за нашими спинами маячили привидения. Рукопожатие было сильным, рука – теплой и сухой. От маминого… Близкого Друга, я решила называть его так, пахло какой-то хорошей туалетной водой и уличной холодной свежестью. – Значит, вы Лиза, верно?
– Да.
– Очень приятно. Наслышан, наслышан.
– А мы – нет, – влезла Фая, заставив всех испытать неловкость. Тон ее голоса был – сама любезность, но я знала, Фая была в ярости. – Мы вот буквально ничего о вас не знаем.
– Этот пробел легко устранить, – ответил Даниил Семенович, но руки Фаине не подал. Отвернулся, взял нашу мать под локоть и повел в комнату. Мы так и остались стоять в прихожей, как две разъяренные фурии, которым не удалось пробраться за границу трехмерного портала в другое измерение.
– Ты подала ему руку! – прошипела Фая.
– Я ничего не подавала, – ответила я, защищаясь. – Он взял мою руку сам.
– Но ты не сопротивлялась.
– А ты считаешь, нужно было позвонить в полицию? – съязвила я. Фая демонстративно закатила глаза. Я понимала – как бы мне ни было сложно и тяжело сейчас, ей было тяжелее. Я любила нашу мать, очень любила. Фаина тоже. Но еще моя сестра была сумасшедше, фанатично предана памяти нашего отца. Так что это был только вопрос времени – как и когда она растерзает этого… гхм… Близкого Друга. Иных перспектив я не видела. Поножовщина. Вот чего всем нам нужно ждать.
– Нехорошо, Фая. Пойдем! – попросила я.
– Куда?
– Перед родителями твоего Игоря неудобно! Пойдем хоть посидим поедим. – Я взывала к Фаиному воспитанию, ни к чему другому в этом случае, пожалуй, взывать было невозможно. Фая несколько раз вздохнула, а затем решительно тряхнула головой.
– Пойдем. Посмотрим на него поближе. Чего ему нужно от нашей матери?
– Фая!
– Что – Фая? Думаешь, просто так она скрывала этого… как его там… от нас? Нет, у меня есть вопросы, – и Фая решительно направилась в комнату, где нас уже ждал накрытый стол.
Дальнейшее напоминало настоящий кошмар. Пытку. Фая кружила вокруг Этого Человека и задавала ему вопросы, от которых все краснели. «Насколько серьезны его намерения?», «Отчего это он сам не женат в Таком Возрасте?», «Не боится ли он, что все это плохо скажется на здоровье? Опять же, в Таком-то Возрасте?» И, наконец, Фаино коронное – «Знает ли он, что у его новой девушки есть внуки?».
– Я знаю, – ответил ей Даниил Семенович, явно с трудом сдерживая ухмылку. Надо
