умопомрачения хотела его объятий, а теперь зачем-то льет слезы. Глупо думать, что у сорокалетнего Саши до нее не было женщин. А если какая-то из них забыла свой халат, так что же… Ей-то какое дело до этого? Она и сама та еще особа! Ночь провела с Сашей, а «после работы» собирается вернуться домой… Какой ужас! И зачем она это устроила? Это все не для нее. Ложь не для нее. Измены…
Под прохладными струями Женя немного успокоилась. Вышла из ванной, улыбаясь, и, вместо того чтобы уйти, снова обняла Ермоленко. К горечи вины перед семьей прибавилось еще более распаляющее ее душу чувство ревности к владелице зубной щетки, синего халата и заколки. Она сейчас так поцелует Сашу, что он забудет и думать про всякие заколки! Она станет для него самой главной женщиной на свете! Он сам разрежет ножницами чужой халат, сломает лишнюю зубную щетку и выбросит ее обломки под ванну, поближе к заколке!
– Когда мы снова увидимся? – спросил Саша, подавая Жене дубленку.
– Не знаю, – ответила она.
– Почему?
– У меня семья.
– И что же ты скажешь в семье?
– Не знаю…
– Я довезу тебя.
– Нет.
– Провожу?
– Нет.
– Как-то, это не…
– Мне так лучше.
– Ну… как знаешь…
Оставшись одна на лестничной площадке, Женя поняла, что Саша не станет резать ножницами синий халат. Возможно, его владелица будет скрашивать ночи этого холостого мужчины в отсутствие Жени. Как же все это гнусно! И она сама – гнусная, мерзкая прелюбодейка!
– Ты была у него? – спросил Сергей, как только Женя переступила порог квартиры.
«Неужели и он не ходил сегодня на работу?» – подумала она, бросив быстрый взгляд на часы, и ответила:
– Да, я была у него.
– И в тот раз тоже?
– Нет. Тогда я действительно была у Галки, – сказала Женя, сняла дубленку и повесила ее в шкаф. Сразу защемило сердце от обыденности и привычности собственных действий и окружающих ее вещей. – И если бы ты не сделал того, что сделал… я никогда бы к нему не пошла…
– Никогда?
– Ну… не знаю… Скорее всего, не пошла бы.
– Ты его любишь?
– Не знаю…
Они помолчали. Сергей стоял, скрестив руки на груди, будто отгораживаясь от нее, потом безвольно опустил их вниз и сдавленно произнес:
– Прости меня, Женя…
– Конечно, – односложно ответила она, прошла в кухню и села за стол, уронив голову на руки.
– И как же мы будем жить дальше? – спросил Сергей, усаживаясь на свое любимое место напротив нее.
Она пожала плечами и сквозь сомкнутые руки прошептала:
– Как раньше. Но если хочешь, можешь со мной развестись.
– А с Игорем? С Игорем ты тоже разведешься? – крикнул Сергей и так стукнул по столу кулаком, что громко булькнул водой стоящий на нем электрочайник.
– Не говори ерунды. Игорь уже взрослый.
– Думаешь, взрослому Игорю все… это… понравится?
– Думаю, не понравится. Но ведь и Игоря не очень смутило то, что мне не понравилась его голая возлюбленная в моем доме!
– Значит… все? – незнакомым голосом спросил Сергей.
Женя подняла на него глаза и ответила:
– Как скажешь, так и будет.
– То есть ты предлагаешь мне терпеть твои приходы и уходы?
Вид растерянного жалкого Сергея почему-то разозлил Женю.
– Ты мог всего этого не допустить, но, вместо того чтобы поверить мне, дал… оплеуху! Предлагаешь забыть это, да?! – крикнула она.
– Н-но… ты же сказала, что прощаешь…
– А что мне остается делать?
– Женя! – Сергей вдруг взял ее за руку и заговорил горячо и страстно, как в юности: – Я люблю тебя… Ты знаешь… Я потому и ударил, что не вынес… Прости! Прости! Мы столько лет прожили, как говорится, душа в душу! Ты только вспомни! Мы же всех друзей распугали своей любовью! Нам никто не нужен был, кроме друг друга! Как же все может исчезнуть в один миг только оттого, что ты встретила какую-то там детскую любовь?!
– Она на день твоей пощечины была детской любовью… А этой ночью, Сережа, я с ним спала.
– И что? Испытала неземные ощущения? Разве тебе со мной было плохо?
– Хорошо.
– Ну вот…
– А с ним – невероятно хорошо… фантастически… – Женя посмотрела на мужа вмиг повлажневшими счастливыми глазами, но Сергей расхохотался ей в лицо:
– Женька! Дуреха! Неужели ты не понимаешь, что это только на новенького – невероятно и фантастически, а привыкнешь – все станет таким же обыденным и проходить будет, как у всех, между ужином и футболом… или любимым твоим сериалом?!
– Может, ты и прав, – задумчиво сказала Женя.
– Конечно, я прав. И вообще, еще неизвестно, понравишься ли ты ему в халате… с запахом кухни в волосах или, скажем, больная… А я тебя всякую люблю. Мне все равно, какая ты. Я тысячу раз доказывал тебе это! И потом, Игорь! Он, конечно, взрослый, но не настолько, насколько воображает! Он всего лишь школьник! И ему летом предстоит операция!
– Я знаю, Сережа. Ты во всем прав, но…
– Убью его… – тихо сказал Сергей.
Если бы он это прокричал, Женя, наверно, улыбнулась бы. Но муж сказал это так просто и без надрыва, будто и впрямь готов был это сделать.
– Брось… – прошептала она. – Я тебя возненавижу, если ты его…
– А какая мне разница: не любишь – ненавидишь! Один черт!
Кристина, что называется, кусала локти. Ее лучшая подруга Танька Казакова, с которой они дружили с тех самых пор, как Кирьяновы переехали из Питера в Колпино, умудрилась так натянуть ей нос, что хоть из дома его теперь не показывай! Танька всюду ходила с Краевским за ручку. Они обнимались прилюдно и целовались во всяких укромных уголках школы. Глядя на их отрешенные от земных забот лица, Кристина подозревала, что в своих отношениях они зашли гораздо дальше поцелуев.
Кристина пыталась воззвать к Танькиной совести, но та припоминала ей разговор в кабинке школьного туалета, когда она сама сдуру отказалась от Краевского. Кристина пыталась внушить Казаковой, что та тогда неправильно ее поняла, но подруге было все равно. Она смотрела на Кристину идиотским взглядом влюбленной самки и бубнила только одно: как будет здорово, когда они с Игорем поженятся, и случится это непременно сразу после выпускного вечера.
– Вы же несовершеннолетние! – пыталась образумить ее Кристина.
– Это не имеет принципиального значения, – отвечала ей Танька.
