— А как я отчитаюсь?
— Отчитаешься! Я тебе, где надо, распишусь, — начиная злиться, пообещал Захар. Тут никакого терпения не хватит, Клыков ушёл к участку, надо бы догонять, да вот застрял, не получается переупрямить упрямого Яшку. — Я тебе сейчас так распишусь!
— А, пропади оно всё! — Яков шмякнул на стол тяжёлую связку ключей. — Оружия нет, пасюки забрали. А патроны ещё остались. Берите, последнее!
— Сразу бы так, — Захар взял ключи. Пока он возился с дверью, сзади клацнуло. Обернувшись, Захар увидел в руках у Якова охотничий карабин. «Ай да Яшка, кто бы мог подумать, перехитрил меня старый чёрт!» А сердце заёкало. «Не успею. И ребятки в сенях остались, курят. Никто не поможет! Эх, будь, что будет!» Милиционер сорвал автомат с плеча, вскинул… Яков проверял своё оружие, он и не думал стрелять. Не стал торопиться с этим делом и Захар.
— Ты не дури, — сказал он. — Слышь, Яша, брось.
— Сам не дури! Грозный какой! Я с тобой иду, что, прикажешь пасюков голыми руками давить?
Захар опешил.
— Тебе это надо? — только и сказал он.
— Не знаю. Наверное, нет, но я всё равно пойду, — ответил Яков, и, подумав, добавил. — Тебе гранаты, случаем, не нужны? Во временное пользование!
* * *А от Клыкова удача отвернулась. Застать Пасюкова врасплох не вышло, те самые сбежавшие полиционеры его предупредили. Новый хозяин Посёлка теперь не расставался с охраной — мало ли… оказывается, и от своих нужно ждать подвох. Хуже нет, когда неприятности приходят, откуда не ждёшь.
Узнав, что Клыков в Посёлке, Пасюков заперся в участке.
Дружинники забыли об осторожности. По сравнению с барачниками они вояки хоть куда, через Посёлок прошли, как раскалённый нож сквозь масло. Слишком легко всё получилось, вот и расслабились.
Попытка сходу войти в участок обернулась перестрелкой, не ожидавшие такого поворота дружинники откатились. Стало ясно — весёлая прогулка закончилась. Перевязав раненных, и сказав: «ты полежи тут, мы скоро вернёмся» убитому, клыковцы пошли дальше. Неизвестно, сколько человек охраняет сейчас Пасюкова, а если неизвестно, значит, нечего лезть на рожон. Пусть посидят взаперти, о жизни своей подумают, может, сговорчивее станут.
Дружинники пошли дальше, четверо остались приглядывать за участком; из укрытий эти ребята не выйдут, но завалят любого, кто попытается выйти из здания.
После этой неудачи Клыков стал осторожнее…
* * *Звери наседали, из-за ограды постреливали, и я забеспокоился, что не смогу остановить тварей, если те сами не прекратят атаковать Посёлок. Надо бы это дело заканчивать. Я стал осторожно спускаться на землю.
— Там опасно, — прошептала Настёна.
Я не ответил. Мышцы окостенели, и слезть с дерева оказалось нелегко. Сначала я растёр ноги, и, когда они перестали подгибаться, заковылял к опушке. На лугу, возле ограды, во множестве валялись туши и тушки, но ещё больше здесь было живых тварей. Прогнать бы эту разношёрстную стаю, но сил хватает лишь на то, чтобы просигналить тем, кто начинает проявлять ко мне повышенный интерес:
«Не добыча!»
Застыла тишина. Изредка её раскалывают звуки выстрелов — это внутри Посёлка. Ну, что же, как сумел, я барачников отвлёк, дальше пусть разбирается Клыков.
Живое и тёплое ткнулось в бедро. Меня окружила волчья стая.
«Пора начинать охоту (почудилось, зверь приплясывает от нетерпения)?»
«Не спешите. Будьте рядом» — подумал я, а мир поплыл, зашатался и стал зыбким. Интересно, если я потеряю сознание, как поступят серые «друзья»? Мне кажется, или в их глазах действительно пылает злоба? Ну, чего скалитесь? Я ещё не добыча. Пока нет.
«Ты не добыча. Ты болен».
Наверное, волчий ответ лишь примерещился в дурманном мороке. Вдруг, всё вокруг — лишь бредовое видение? Потому что этого точно не может быть, такого не бывает! Звери посообразительнее удирают в лес, другие, обезумев, мечутся по лугу, запутываются в «колючке», попадают в ловушки. Они тоже почуяли — грядёт по-настоящему страшное…
Между Оградой и лесом, аккурат под железной дорогой, словно прыщ на теле земли, взбух холмик. Этот прыщ надувался и опадал, гнулись рельсы, хрустел гравий, с треском разлетались обломки шпал. А потом раздался оглушительный металлический щелчок, две рельсы разъединились и встали дыбом. Из-под земли на белый свет выдавилось нечто громадное и белёсое! Сначала я восхищённо подумал: «вот примерещилось, так примерещилось!» Потом ужаснулся: «неужели это на самом деле!?», и только после возникла слабая надежда: «понятно, такого не бывает, переборщил-таки с дурманом!»
* * *Прибежал Мухомор; глаза бешеные, руки, будто мельницы.
— В Посёлке дружинники! — закричал он, ещё не успев забраться на вышку. — Клыков вернулся! Там стреляют! Хана Пасюку! Еле ноги унёс!
«И так помирать, и эдак помирать. Жаль, недолгим вышло веселье», загрустил Слега. Получается, он сейчас за главного, ему и отвечать за всё, что здесь происходит. Если Мухомор ничего со страха не перепутал, помощи ждать неоткуда. И никто не подскажет, что делать — выпутывайся, как умеешь. Дурная весть не очень расстроила — одной проблемой больше, только и всего. Этих проблем в последнее время и так через край. Вон одна из них, за оградой, из земли выкапывается.
— А ну, чего уставились! — заорал он. — Сколопендров не видели?! Быстро взяли оружие, и сюда! Бегом, я сказал!
* * *Клыкова трясло, он был взбешён, его люди едва сдерживали ярость. Обнаружилось, что Пасюков наконец-то использовал виселицу по назначению, казнил двоих из тех, что остались в Посёлке, дружинников. Бойцы перерезали верёвки, и бережно сняли тела. Хорошо, что простой люд попрятался в убежища. У обозлённых клыковцев от желания пострелять чесались руки. Могли бы сгоряча, да по ошибке…
Если укрыться за строениями, реально подобраться вплотную к вышкам, а дальше — как получится. Честно говоря — не терпелось наказать пасюков, да не совсем у командира отшибло мозги — переть супротив пулемётов. И не только в пулемётах дело — барачников больше, они на вышках, может обернуться и так, и эдак, значит, надо что-то придумывать.
Клыков, как сумел, угомонил своих людей. Они попрятались на чердаках окрестных домов, и в заброшенных избах, оттуда и наблюдали за суетой у Ограды.
