Терентьев тогда был начальником одной из колоний. Он, в ожидании эвакуации, кое-как организовал охрану заключённых. Прошло немного времени, и стало ясно — про него забыли, а может, некому больше про него помнить.
Терентьев назначил себя главой Первомайска — так назывался Посёлок до катастрофы. Он и сейчас так зовется, только в других селениях людей не осталось, значит, и в названии нет большой нужды, Посёлок, он и есть Посёлок. Так вот: стал Хозяин главой Посёлка. Никто не спорил: других начальников всё равно не осталось, умотали в неизвестном направлении. Первым делом новый глава создал отряд самообороны, вскоре сыскался командир для этой небольшой отчаянной дружины — в посёлок пришёл Клыков со своими парнями. Иногда казалось — всё, нет больше сил. Но сдюжили. Из соседних селений потянулись люди — по окрестностям ползли слухи, что у Терентьева жить спокойнее; хоть какая-то, да защита. Естественно, и ватажники слетались. Эти кружили возле Посёлка в надежде урвать кусок. С теми, кто грабил беженцев, долго не разговаривали. Если попадали они в руки Клыкова, звучало короткое: «в расход гадов!» На том беседа и заканчивалась.
Терентьев освободил большую часть заключённых — что было раньше, не в счёт, пришло время начать с нуля. Но и таких, кто, по удали бандитской, по взглядам и принципам, а, может, и по тупости беспросветной, не хотел иметь дело с новой, «ментовской», властью, хватало. Переубеждать их никто не собирался; если жизнь не убедила, человеческие слова бессильны.
И наступила та самая ночь…
Сработали жёстко. Едва порозовело небо, их выстроили на плацу. Люди Клыкова злы, автоматы целят в неудачников, пулемётчик на вышке ждёт, а руки-то чешутся; перестрелять бы эту шваль к чёртовой матери! Собаки захлёбываются в истерике, вот-вот оборвут поводки. Бойцы готовы; взмахни Терентьев рукой, дай команду, и понесётся…
Людей в чёрных робах построили неровной шеренгой. Чернявый худенький паренёк потупил взор и боится шелохнуться. Ренату страшно! Всё пошло не так. Говорили — дело верное. Главное — не струсить, навалиться кучей на охрану, завладеть оружием! Надо вырвать свободу из ментовских лап! У других получилось, теперь наша очередь! Лесная братва поможет, отвлечёт Клыкова. Ночь обещает быть жаркой, она станет последней для ментов! Не по-божески живём. У них — всё, у нас — голодная пайка. Если не оплошаем, будет сытная жрачка, бабы, и всё, чего душа пожелает. Мы, вместе с лесной братвой, наладим справедливую и правильную жизнь.
Говорили так, а вышло иначе.
Бунтовщики достали ножи, и высыпали на плац. Тут же вспыхнули прожектора, с вышек затрещали выстрелы; люди Клыкова были готовы. Потом — избиение, и травля собаками. Ренат, надеясь уйти от расправы, укрылся в бараке. Нашли, выволокли, немного попинали, швырнули на плац. Ссутулившийся в шеренге таких же бедолаг, парнишка не может понять, как же умудрился вляпаться в это дерьмо. Развели нас, как лохов развели! Где лесная братва? Из леса не донеслось ни единого выстрела.
Есть ещё шанс — всей оравой броситься на ментов, задавить. Тогда, возможно, кто-то спасётся. Да куда там, кто был способен в кураже рвануть на груди робу, и, увлекая примером остальных, пойти на ментовские пули лежат поодаль. Были отчаянными, теперь мёртвые. Их тела свалены в кучу. Как нарочно, а может, действительно, нарочно, смерть нашла самых-самых.
Терентьев, заложив руки за спину, медленно шагает вдоль шеренги заключённых, свет фонарика высвечивает напряжённые лица. Оглядев каждого, Терентьев произносит пять фамилий. Люди Клыкова выдёргивают названных из строя.
— Увести, — даёт команду Терентьев. Пятерых уводят за барак. Доносятся выстрелы; бойцы возвращаются одни.
— А с вами что делать, мерзавцы? — Хозяин вновь идёт вдоль шеренги оцепеневших людей. «Первый, второй, третий…», считает он.
Каждый десятый выходит из строя. Значит, каждого десятого, в назидание остальным, пустят в расход. Слыхал Ренат про такие штучки.
— Десятый, — Терентьев смотрит насмешливо, и Ренат делает шаг. А ноги почему-то не хотят идти.
За спиной звучит глухой, будто сквозь вату, голос:
— Не имеешь права, гад! Без суда не имеешь права! Нет закона — людей без суда стрелять.
— Кто это? — спрашивает Хозяин. — Это ты, Пасюков, гавкнул? Если такой смелый, тоже выходи. Я объясню, кто тут суд, и кто тут закон!
Пасюков не струсил, вышел. Терентьев пожал плечами, а потом кивнул каким-то своим мыслям и снова начал считать: «первый, второй, третий…»
Их не расстреляли. Они копали могилы для мёртвых товарищей. Но страха Ренат натерпелся, думал, роет яму для себя. Он сильно поумнел за эти часы.
Потом Хозяин сказал:
— Вы, сволочи, слушайте внимательно! Мы из последних сил выбиваемся. А вы? Вам голодно? Вам тяжело? Думаете, нам легче? Кормим вас, поим, а просим лишь не мешать, раз не желаете помочь. Так вам неймётся! Захотели тут всё по-своему переустроить? Ваша взяла! Отныне вы свободны! Скатертью дорога! Идите, куда хотите, и там творите, что хотите. На первое время еду получите. А дальше — как знаете. Ух, не видеть бы вас, гадов! Ладно, кто решит остаться, не возражаю. Живите, как все, работайте, как все. А кто уйдёт, тому пути назад не будет. Думайте! Даю вам сутки.
Они боялись поверить свалившемуся на них счастью. Мысленно были на том свете, и вдруг — такой подарок! Хотели свободу — вот она, берите! Так может, и на пули идти не стоило? С этой властью, оказывается, можно договариваться! Ушли немногие, но даже кое-кто из поселковых соблазнился рассказами о вольной жизни. Обосновались в Нерлее. Жителей в нём почти не осталось, местные бежали в Первомайск. Тех, кто ещё не покинул свои дома, пришлые не трогали, но те сами ушли — не понравилось им такое соседство.
Сначала было тяжело, но сдюжили. Лесная братва подтянулась, со временем пришедших из леса стало больше, чем тех, кто ушёл из Первомайска, кое-кто пришёл с оружием, и в рацион прочно вошла дичь. Но стал Ренат задумываться, чем эта жизнь лучше той, что ждала в Посёлке? Хотелось свободы, а ей и не пахло! Проблемы и разногласия решались авторитетными людьми — их
