С соседями из Первомайска жили мирно, дела обычно решались быстро и по обоюдному согласию. С Терентьевым общался, в основном, Пасюков. Иногда ему приходилось и конфликты улаживать; худой мир лучше доброй ссоры. Но всякое бывало…
Как-то раз трое нерлейских били дичь в окрестных лесах. На беду, встретились они с поселковыми разведчиками. Тех двое, у них «калаши», а у охотников — двустволки. Задевать клыковских ребят — идея не из лучших, но жадность и ватажная удаль вскружили головы. Кругом лес — никто не узнает. На худой конец, можно свалить на пришлых бандитов.
Ружья против автоматов — не самый удачный расклад, но разведчики подвоха не ждали. Под разговор о жизни задымились трубки, фляжка пошла по кругу.
Вышло некрасиво — один сумел улизнуть. А назавтра в Нерлей пришли люди Клыкова. Они никого и ни о чём не спрашивали: откуда-то знали, кто виноватые, и где их искать. Когда избитых до полусмерти охотников поволокли в Посёлок, ни у кого и мысли не возникло за них вступиться. Это после заговорили, что если бы навалились кучей, мало бы этим беспредельщикам не показалось. Мол, терентьевские совсем обнаглели, надо им рога пообломать. Шептались, да понимали — против автоматов не попрёшь. Числом, быть может, и задавили бы, да многих бы после этого недосчитались. А что Клыков сделал бы с Нерлеем потом — лучше не думать.
Отправился Пасюков в Первомайск, братишек выручать. Никто не спорит, они виноваты, нашли приключения на свою, м-м… голову. Если бы сами наказали «героев», может, и не случилось бы недоразумения с Терентьевым. Но, с другой стороны — люди бы не поняли, они считали, что охотники совершили подвиг. Теперь придётся хлопотать. Может, Терентьев и выкуп за этих дебилов потребует. Лишь бы недорого попросил.
Выкуп Терентьев не потребовал. Пасюков вернул «калаш», Хозяин взял автомат, и сказал: «Своих можешь забрать, они на площади». На площади соорудили виселицу. Там Пасюков их и увидел.
Таким, по возможности, быстрым образом Терентьев и уладил то «недоразумение»…
Нерлейская жизнь Ренату нравилась всё меньше. Вместо желанной свободы жёсткая дисциплина. Вместо обещанной справедливости голодное существование. Может, и в Посёлке так же, но там безопаснее. Не пора ли уносить ноги? Первым ушёл тот, от кого и не ждали — один из главарей Стёпка Белов. Если такому авторитету, как Степан, можно, другим и вовсе не грех. Терентьев говорил когда-то, что никому обратной дороги не будет, но беглецов принимал. В Нерлее дезертирство не одобрялось, предателей заочно судили, а люди всё равно бежали — по одному, и группами. Приговор приговором, а поди-ка, достань человека в Посёлке. Однажды ушёл и Ренат.
Оказалось — вовремя. Лес изменился, откуда-то пришло невиданное зверьё, стали гибнуть люди. Свободолюбие отошло на задний план, и Пасюкова отправили на переговоры — гонор хорошо, а жить хочется. Потом Ренат понял — Хозяин обрадовался такому повороту. Затевалась большая стройка — нужно было возводить Ограду. Людей не хватало. Недоедание, болезни, нападения тварей и стычки с бандитами сильно проредили население. Совсем не к месту оказалась мужицкая вольница под боком. Лучше, когда они под присмотром, а ещё лучше — если трудятся на благо Посёлка!
Ждали, что Хозяин запросит немалую цену, если, вообще, разрешит вернуться. Терентьев не потребовал почти ничего, но обставил всё так, будто сделал нерлейским великое одолжение. Рассчитываешь стать гражданином со всеми правами и обязанностями, получить жильё и работу — соблюдай законы Посёлка. Но, перво-наперво, сдай оружие. И кормить просто так никто не будет — пайку придётся отработать. Хочешь жить по-своему, как в Нерлее? Воля твоя, даже это можно! Селись в пустых бараках, там живи, как тебе вздумается.
До Катастрофы по горло наглотались лагерной жизни, зачем же добровольно к ней возвращаться? Но люди, они разные. Кому и воля, как тюрьма, а кому и тюрьма — дом родной, лишь бы не в услужении у ментов. Эти ушли в бараки. Оно и лучше, пусть промеж собой что угодно делают, зато народ в Посёлке не станут баламутить. Опять же, когда они в кучке, за ними и приглядывать легче. Словом, живите, как знаете, но едва вышли в Посёлок, соблюдайте закон! Иначе…
Что «иначе», поняли даже самые тупые. В те времена виселицу с площади вовсе не убирали.
* * *Антон что-то говорил, но я слушал вполуха, иногда кивая во вроде бы подходящих для этого местах; одна половина слов тонула в грохоте тракторного двигателя, другая и вовсе пролетала мимо. Отдохнуть этой ночью не получилось: переживания минувшего дня смешались с тревогами о дне новом, с такой кашей в голове долго не удавалось заснуть. А сейчас, несмотря на тряску и шум, меня одолела непонятная полудрёма. Иногда бочку сильнее обычного подбрасывало на очередной колдобине, тогда я вполголоса чертыхался: так и угробиться недолго!
— Мне без разницы, зачем ты здесь, — говорил Антон, — начальству виднее. Пойми, что приглядывать за тобой никто не будет, потому сам не зевай. Разберёшься, что к чему — молодец!
Я кивнул, и Антон продолжил:
— Вообще-то, в лесу интересно! В Посёлке — тоска зелёная! По мне лучше здесь, чем в Посёлке. Вам не понять, вы боитесь. Наслушались страшилок, сами себя перепугали, а когда со своими страхами сюда прётесь, беда и приключается. Вот так! Ничего не бойся, смотри в оба, и всё будет пучком.
Я понял, что, действительно, боюсь, и спросил:
— На что смотреть-то?
— Откуда я знаю? Лес всегда разный. Его чувствовать нужно, уяснил?
Я опять кивнул, хотя не совсем разобрался, о чём толкует Антон. Как это — чувствовать лес? Выплыла из тумана берёза, приближается. Дерево, как дерево, только выросло в стороне от других. Корявый, перекрученный вокруг себя, ствол. Ветви, словно руки, растопырены, и листья какие-то не такие; цвет у них неправильный, что ли? Сразу чудится
