Долго ли, коротко ли, достигли мы помещения, которое в прежние времена назвали бы «приемной». Здесь стояло несколько шкафов и кресел, а за канцелярским столом восседал молодой темноволосый человек, аккуратнейшим образом подстриженный, причесанный и одетый даже с претензиями на щегольство.
– А-а! – воскликнул он, проворно вскакивая, – прибыли!.. Сейчас доложу!
И устремился к массивной «под дуб» двери, в каковую и прошмыгнул.
Хотите верьте, хотите нет – Доцент и слова не произнес в этой мизансцене. Да я и лица его не видел в тот момент, лишь спину да затылок с резинкой. Но я готов был руку дать на отсечение, что с этим брюнетом, судя по всему, личным секретарем или адъютантом Кондрата, он, Доцент, на ножах.
Денди как нырнул в кабинет босса, так и вынырнул – с фальшивой улыбкой и словами:
– Вас ждут, прошу!
И мы вслед за Доцентом влились в чертоги властителя этих мест.
* * *Не знаю, почему, но в глубине души я ожидал увидеть здесь безвкусно-варварскую роскошь. Но увидел вполне приличный, со вкусом сделанный евроремонт, уже не очень новый. В общем-то, и не скажешь, что находишься в мире, пораженном катастрофой. Единственное необычное, и то не в минус, а скорее в плюс, – огромный простор с несколькими окнами, насколько я понял, квартира-«двушка», а может, и «трешка», кто знает, где снесли внутренние стены, превратив ее в тронный зал.
Хозяин барственной вальяжной походкой двигался нам навстречу, протягивая правую руку. Ничего особенного в нем не было, так себе, средних лет, среднего роста, средней внешности, одетый в нечто полувоенное… Видимо, внешность в данном случае обманчива.
Зато голос у него был на зависть звездам провинциальных театров: настоящий директорско-генеральский, и не то чтобы какой-то грубый рев, а мягкий, протяжно-рокочущий баритональный бас:
– Здравствуйте, здра-авствуйте, проходите, располагайтесь… Да можно прямо сюда все сложить. Не стесняйтесь! Сейчас пообедаем, а пока давайте познакомимся. Я по старому времени Кондратьев Алексей Юрьевич, ну а по-новому – просто Кондрат…
Мы по очереди представились, не утруждая слух хозяина прежними именами. Он небрежно кивал, пожимая нам руки. Особого внимания удостоил Катю:
– Восхищен, сударыня! Вам нужно прямо памятник поставить!.. – и засмеялся, как видно, считая эти слова плодом тонкого остроумия.
Наконец, мы расселись кто где, а Кондрат с Доцентом заняли привычные места: первый во главе рабочего стола, второй сбоку, как руководитель и советник, все чин чином. Ну и тут «его величество» затянул ритуально-нудный монолог о том, что он-де всегда хотел установить с Комбинатом более тесные и доверительные отношения и очень рад, что мы у него в гостях… Мы дипломатично помалкивали, кивали, улыбались, особенно у Крота это хорошо получалось, как-то с особым достоинством. Но я не сомневался, что в мозгу его сейчас идет бешеная работа мысли, – поскольку такая работа творилась и во мне.
Они, бесспорно, чего-то хотят от нас. Чего?.. Хм! Кто знает, сколько тайных тем прячется под покровом тайн и недомолвок. Я сознавал, что сейчас у меня слишком мало информации, чтобы строить выводы: все они будут вилами на воде написаны. Но мозг мой работал, как атомный реактор. Казалось, даже температура поднялась, жарко стало.
Тем не менее внешне было все гладко, текли необязательные разговоры, пока в дверь не проник брюнет из приемной – бесшумно и развязно, как умеют только адъютанты и секретари:
– Все готово!
Даже эти простые слова он сумел произнести как-то роскошно, что ли.
– А! – воскликнул хозяин. – Ну давайте!..
Секретарь скользнул назад так ловко, точно был на роликах. И через несколько секунд в зал вошли несколько человек, неся на подносах каждый какую-либо снедь, и все вокруг сразу наполнилось грубовато-сытными запахами.
– У нас все свое, – со скромной гордостью объявил Кондрат. – Подсобное хозяйство, все на самообеспечении… И холодильники есть, и кухня, и пекарня, и мастера такие есть, что пальчики оближете… Да вот сейчас сами все увидите!
У нас тоже все это было, так что не в диковинку. Но придется признать, что нам, с нашими запасами топлива и заводским оборудованием, это давалось куда легче – а кроме того, выяснилось, что есть область общепита, где мы не смогли бы конкурировать с «Восьмым блоком».
Один из прислуги тащил поднос со здоровенными бутылками из-под шампанского, заткнутыми, правда, кустарными пробками. Зато когда эти пробки повыдергивали, к запахам еды добавился такой резкий, но пряно-будоражащий самогонный букет, что я невольно сглотнул слюну, да и не я один.
Кондрат был явно горд.
– А ну, давайте-ка наполним бокалы! За знакомство, за что еще?.. Доцент, ты голова, ну-ка оформи!
– За дальнейшее развитие отношений и плодотворное сотрудничество.
– Вот-вот-вот, оно самое! Поехали!
Он лихо запрокинул чарку, а все наши, Доцент и адъютант, который тихой сапой пристроился к пиршеству, пригубили очень сдержанно. Катя вообще едва коснулась чашки – посуда здесь была самая разнокалиберная, мне, скажем, достался неизвестно как уцелевший хрустальный фужер на тонкой ножке.
Я сделал осторожный глоток. Жидкость с необычным и приятным, каким-то цветочно-лесным запахом, но крепчайшая, градусов семьдесят, так и обожгла, норовя долбануть по мозгам.
Кондрат подмигнул и лукаво захохотал:
– Ну как? Пробирает? То-то же!..
И пустился в рассказ о том, какой у них есть замечательный мастер-самогонщик. Причем до катастрофы он к этому делу был ни сном ни духом, а тут, когда нашлись умельцы, соорудили перегонный аппарат, вдруг увлекся горячо, пошел экспериментировать и с режимами возгонки, и с ингредиентами, стал добавлять в сырье и яблоки, и еловые шишки, и черт знает что еще, добиваясь различных букетов… Словом, вошел во вкус, нашел себя и все такое. Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Все это хозяин излагал вдохновенно, раскрасневшись, с заблестевшими глазами: видно было, что он не дурак выпить, но при этом умеет себя контролировать, в дурь не впадает.
Я же после первого офигительного глотка сделался очень
