Он стал поспешно разгружаться.
– Нож, так и быть, можешь себе оставить, – чуть смягчил я приговор.
Он кивнул, выложил все, кроме ножа.
– Готов, ком… Мадьяр!
– Ну а готов, так ступай, – я указал на дверь. – И поблизости чтобы духу твоего не было. Увидим – шлепнем. Так? – я повернулся к своим.
– Да я бы и так шлепнул, – пробурчал Крот.
– Отставить, – усмехнулся я. – Стой! Кто еще входит в агентуру, кроме тебя и Валета?
– Не знаю, – чистосердечно признался Бандерас. – Правда! Ну сами же понимаете, меньше знаешь – лучше спишь. Я только с Валетом контачил, а кто там еще, в это и не лез. А сам он не говорил.
Отвечал Бандерас быстро и четко, спеша поскорей отделаться от нас. И глаза блудливо прятал. Хотя про Валета не врал.
Что-то неясно шевельнулось во мне… но самокопанием заниматься некогда.
– Понятно, – подвел вердикт я. – Следствие окончено. Подсудимый, суд учитывает ваше сотрудничество со следствием. Свободен!
* * *Когда Бандерас нас покинул, мы неожиданно осознали, что стоит раннее утро, девяти еще нет. И это утро обещает такой же чудесный, весь из золота и синевы прозрачный день, что не радовали нас в последние недели. Не радовали – ибо чему радоваться в мире, пораженном тяжким недугом…
Но радоваться ли, не радоваться, а жить надо, никуда не денешься. Я мельком глянул на труп близ котельной установки, затем на своих. Странно: лица их мне показались какими-то повзрослевше-мудрыми, словно за эти дни обрели они многие знания, в которых много печали… Конечно, я постарался сбросить этот ненужный морок.
– Ну, вот что. В этом склепе оставаться незачем. Крот, есть на примете что-то подходящее неподалеку?
– Найдем…
– Вот и отлично. Двигаем туда, там и позавтракаем.
Через полчаса мы расположились в подсобке сауны, когда-то бывшей одним из самых популярных злачных мест города. Теперь же это большое, со множеством мрачноватых помещений здание использовалось как перевалочный пункт разными странниками удачи вроде нас, поэтому здесь надо было проявлять двойную бдительность. Что мы и делали.
Всю эту сумрачную громаду мы, конечно, исследовать не стали. Примерно выяснили, что сейчас она пустует, и расположились в подсобке, с тем расчетом, что отсюда можно мгновенно ускользнуть в лабиринты подполья.
Выставили пост охраны, стали завтракать, не расслабляясь, будучи начеку. Жевали без аппетита. Я видел, что общее настроение смутное, надо как-то встряхнуть, взбодрить – но не знал, как.
Главная беда: я не знал, как нам быть дальше. Вот позавтракаем мы – и что? Идти в пансионат?.. Но там и вправду может ждать засада. Домой, в Комбинат?.. Вроде бы так – главное задание выполнили, Валета надо брать за хобот, чем скорее, тем лучше. Вряд ли, конечно, Бандерас рискнет сам бежать домой, чтобы предупредить шефа, – очень уж скользкое это предприятие. Хотя… Нет, это маловероятно. А вот мысль о том, что до подземной цитадели мы все же не добрались, гложет. Теперь и неизвестно, доберемся ли.
На всякий случай я спросил Крота о радиосвязи – он, естественно, руками развел: пусто. Я лишь кивнул в ответ.
Так завтрак и кончился.
И я ощутил себя рыцарем на распутье. Вот он – перекресток неведомых дорог. И стоять на нем нельзя. Надо идти. Я посмотрел на спутников, улыбнулся – и сделал то, чего еще секунду назад от себя не ожидал.
– Ну что, братья и сестры… – произнес я и понял, что слушатели чуть дара речи не лишились. Но уж сказал, так сказал! И сразу почувствовал уверенность. Первый шаг сделан. Ну, теперь пусть дорога сама ведет!..
– Хочу провести общий совет. Вопрос простой: что делать? Простой и вечный, – ни к селу ни к городу вспомнил я классику. – Ну да ладно! Включайтесь все! Круглый стол.
– Чего? – оторопел Ирокез.
Я открыл было рот для разъяснений, но меня опередила Катя.
– Круглый стол, – тихо сказала она, – это дружеское обсуждение какого-нибудь вопроса. Когда все равны и у всех есть право слова. Так? – она посмотрела на меня.
За этим вопросом повисла пауза, ибо не только я, но все были изумлены столь протяженной речью обычно безмолвной Кати. Я опомнился первым:
– Катерина! Ну ты даешь!..
Она зарделась, засмущалась, но и осмелела, видно было, что она не против всеобщего внимания.
– Стараюсь, – сказала она скромно.
Тут все немного развеселились, а меня осенило:
– Кстати, раз так, то даме первое слово на круглом столе. Никто не против?.. Никто. Есть предложения, Катерина?
– Есть!
От тихого голоса не осталось и следа. Катя сказала это звонко и даже как-то с задором, как человек, знающий себе цену. И щеки у нее разрумянились, и чудесные белые зубы сверкнули ослепительно… и я с оторопью в душе вдруг понял, какой сногсшибательной красоткой она может быть.
Здесь самолюбие стало приятно раздуваться, как мыльный пузырь, – оттого, что я этой красоткой обладаю. Лицо мое при этом оказалось привычно бесстрастным, но Катя будто бы волшебно угадала перемену, и это вдохновило ее пуще прежнего.
– Не предложение, – заговорила она, – нет, не предложение. Я одним наблюдением хотела поделиться.
– Делись, – поощрил я.
– Я ведь какой-никакой, а медик. Людей понимаю неплохо. А лучше сказать, чувствую…
Крот хмыкнул:
– А что же ты раньше об этом не говорила?
– Я вообще мало рассказываю из того, что знаю, – спокойно парировала Катя.
– И правильно делаешь, – вдруг брякнул Зенит.
– Да. Но не перебивай! Я что хочу сказать: когда мы освободили этого… нашего… – она кивнула куда-то за левое плечо…
– Бандераса, – подсказал я.
– Не нашего, – сварливо буркнул Крот.
– Ну да. Так вот, когда освободили, заметили, как он обрадовался?
Ну еще бы не заметить! Крот даже рассмеялся: тоже, мол, наблюдение! Да он чуть в штаны не наложил от радости, когда понял, что ему сохраняют жизнь… хотя надо было бы вывести в чисто поле, поставить лицом к стенке да влепить пулю в лоб, как выразился бы наш князь Олег с присущим ему армейским юмором.
Но я вспомнил Бандераса в тот миг и почуял в Катиных словах
