– Без сахара и сливок. Пойдем.
В душе взметнулась волна непонятной радости, и я вдруг осознала, что невидимые весы выбора Томаса перевесили в мою сторону.
Идти с ним рука об руку, а потом оказаться в тесном пространстве лифта вдвоем оказалось гораздо более волнительно, чем я думала. Так что, когда створки разъехались, я почти что выскочила из кабины и торопливо прошла к двери своей квартиры.
Ух-х-х… Глупая Алисия, не могла поговорить с ним в машине? Хотя он торопился, вполне мог отказать. А если поднимается в квартиру, скорее всего, будет более разговорчив.
– Уютненько, – обронил он, когда оказался на кухне.
– Да, мне тоже понравилось. Еще раз спасибо, что помог ее снять, – я подошла к шкафчикам, достала банку с кофе и сахарницу. Наливая воду в обычный железный чайник, чувствовала себя ужасно неловко. В отличие от его квартиры, нафаршированной техникой от и до, мне в съемном жилье достались только холодильник, плита и микроволновка. Но я ни в коем разе не жаловалась. Чайника хватало и простого, да и без телевизора вполне можно было существовать.
– Теперь надо подождать, пока закипит. Это не так быстро, – я обернулась и встретилась взглядом с Томасом.
Он уже сел на табурет за маленьким столиком и теперь изучал меня, задумчиво склонив голову. Чувство неловкости вновь навалилось, отбирая все силы и заставляя жалеть о приглашении. Но вместо того, чтобы спрятаться в кокон своих комплексов, я улыбнулась.
Усевшись напротив, несколько мгновений собиралась духом, гадая, с чего лучше начать разговор. Томас все это время молчал, не желая мне помочь, и лишь пальцы его рук нетерпеливо поигрывали по столешнице. Наверняка, он сейчас тоже думал о сложившейся ситуации, нервничал из-за своих проблем, которые нужно было решать, но вместо этого мы продолжали сидеть напротив друг друга и ждать, пока закипит чайник.
Все происходящее было так нелепо и странно, что я потерялась окончательно и не нашла ничего более умного, чем выпалить абсолютно идиотскую фразу:
– Вы, наверное, есть хотите!
Не дожидаясь ответа, вскочила со стула и кинулась к холодильнику. Спрятавшись за дверцей от прожигающего насквозь взгляда Матисона, сделала вид, что роюсь в многочисленных продуктах в поисках нужного, хотя внутри стояла только глубокая миска с остатками запеченной индейки и нарезка сыра.
– Я не хочу есть, – раздалось позади и я вздрогнула, потому что пока увлеченно гремела одинокой посудой о полки холодильника, Томас встал из-за стола и теперь оказался за моей спиной.
Чувствуя себя ужасно нелепо, обернулась и уткнулась взглядом в его широкую грудь. Том стоял в каких-то двадцати сантиметрах от меня, так близко, что я утонула в аромате его дорогого парфюма с нотками кедрового ореха. Клянусь, мое тело само шагнуло ближе, чтобы вздохнуть этот запах еще глубже.
Пока мозг лихорадочно паниковал и пытался найти объяснение происходящему, ладони легли на идеально белую ткань рубашки, скользнули вниз по мягкой материи, и я почувствовала, как где-то под пальцами бьется сильное сердце.
– Зачем ты меня позвала? – выдохнул он, приподнимая пальцами мой подбородок, так, чтобы я заглянула в его глаза.
– П-п-поговорить, – запнувшись пробормотала я, мысленно уговаривая себя отступить, высвободиться из его рук.
– Поговорить, значит, – эхом откликнулся Томас, медленно поглаживая большим пальцем контур моих губ. – О чем же, Алисия, ты хотела поговорить, приглашая меня поздно вечером на кофе? Или, быть может, ты, моя маленькая девочка, не знаешь, как трактуются такие приглашения взрослыми опытными мужчинами? Или теперь ты всех домой зовешь? Клаус бы тоже этой чести удостоился?!
Последнюю фразу он почти прошипел, наклоняясь к самым моим губам. Прошипел, злобно глядя в глаза и часто-часто дыша сквозь сжатые зубы.
Быть может, именно это с ходу затушило первые искры злости от его предыдущих слов.
– Вы… ревнуете, – словно не веря своим словам произнесла я, прямо глядя в серые глаза Тома.
Он молчал. По-прежнему сжимал челюсть до окаменения и молчал. Потом судорожно дернул уголком рта, ослабил крепкую хватку на моей талии и спокойно признал:
– Да, я ревную.
– Вот как…
Если честно, в тот момент, когда с губ срывалось это предположение я не ожидала, что он согласится с ним. Слишком уж бредово выглядело: Томас Матисон и ревность. Они даже у меня в мыслях соседствовать не хотели. А в реальности, как оказалось, очень даже смогли…
– Алисия, – в омуте зрачков я отчетливо прочла его собственное смятение, он будто бы сам уговаривал себя отступить, – не играй со мной. Зачем ты позвала?
– Я хотела больше узнать о немце.
Он дернулся и аккуратно впечатал меня в стену рядом с холодильником. Еще миг и в десятке сантиметров левее в стену влетел кулак. Лицо мужчины словно закаменело и не выражало никаких эмоций.
– Томас? – рискнула позвать я минуту спустя.
– Молчи, Алисия, – так же спокойно попросил мужчина. – Еще немного и мы продолжим нашу несомненно увлекательную беседу. Про Клауса. Вот как я успокоюсь настолько, чтобы не клеймить тебя прямо сейчас своей женщиной, а потом не поехать и не исполнить мечту последних трех дней.
– Какую это?
– Набить немцу морду. Очень искушает, знаешь ли.
Неожиданно стало смешно.
Томас Матисон прижимает меня к стене, признается в том, что ревнует и говорит, что хочет за меня подраться с приятелем.
Как бы изловчиться и ущипнуть себя за что-нибудь? Я точно не сплю?
Оказывается, в том, что мужчина злится и пылает к тебе чувствами, есть что-то поистине завораживающее. Я жадно рассматривала волевой подбородок, сильную шею, четкие скулы, глаза, в которых сейчас было просто море эмоций…
И ощущала в себе искушение сделать великую женскую глупость всех времен и народов.
Уступить.
– Алисия… – вдруг выдохнул он, прижимаясь ко мне лбом. – Ты наказание за все мои грехи. Мой персональный черт в ангельской шкурке. Устраиваешь ад еще в этой жизни.
Я понимала, что он пытается быть максимально честным со мной, буквально предупреждает – еще немного и случится то, чего я так хотела избежать. Раньше хотела. А теперь… теперь таяла от его прикосновения, от голоса, от осознания того, что он так близко.
Во все времена есть то, что заставляет женщин поступать нелогично и неправильно.
Во все времена страсть разрушала все, до чего дотягивалась. Она не думает о целесообразности, она не думает о том, что губит людей.
Самым правильным с моей стороны сейчас было бы выяснить у Томаса то, что я хотела, и с чистой совестью проводить его, навсегда закрыв эту не очень приятную страницу в моей жизни.
Как жаль, что правильно это не всегда то, к чему нас тянет.
Я стояла, глядя в глаза мужчины, и медленно тонула в этом бесконечном сером небе. А радужка медленно темнела, становясь похожей на штормовые небеса…
И я терялась в них.
Чувственный туман в голове укутывал остатки здравых мыслей и пробуждал желание.
Наши тела разделяло несколько
