Он не сразу нашел ту таверну. Сетка улиц, как в римском городе, состояла из прямоугольных ячеек, но римляне давно ушли отсюда, а после них столько мастеров-строителей прошли через Александрию, что и не счесть! И от простой и понятной планировки почти ничего не осталось. А то, что было достроено впоследствии, вообще представляло собой непроходимый лабиринт. Тем не менее Бонусу казалось, что он уже у цели.
И действительно, в колеблющемся свете показалась таверна — или то, что здесь таковой считалось. По сторонам от входа дымились емкости с углем, подсвечивая в темноте проем с приоткрытым пологом. Изнутри раздавались голоса, и уже на подступах отчетливо ощущались два тяжелых запаха — корицы и женского пота. Бонус облизал себе губы.
Когда он зашел в помещение, из которого вышел утром, то от удивления застыл в дверях: вместо ковров на полу лежали подушки, и все они были заняты. Некоторые из гостей сидели на корточках в оконных проемах, иные же стояли, разговаривая друг с другом и оживленно жестикулируя. Это был постоялый двор, гостиница, которых множество по всему миру. Поразило Бонуса лишь то, что сплошь и рядом в объятиях посетителей были женщины, высокие, с длинными руками, которыми они обхватывали шеи своих партнеров. Это были не арабки. Вот мужчина прижал свое лицо к лицу блудницы, в то время как ее рука блуждала в недрах его кафтана…
Не обращая внимания на эти пары, Бонус подошел к прилавку. Там, где раньше прекрасная египтянка заботилась о благополучии посетителей, теперь стоял заросший волосами мужик, с недовольным видом наполнявший кружки. Как только очередная кружка наполнялась, он плевал в нее. Бонус с изумлением наблюдал, как волосатый араб раз за разом кладет себе в рот какие-то листья, разжевывает их и выплевывает в кружки. Неужели египтяне так добавляли благовония в свои вина? Он решил, что больше в этом городе — никаких напитков!
У Джамиля Бонус перенял несколько слов, которые сейчас собирался произнести. Да простит его Бог за то, что вкладывает в свои уста язык иноверцев. Тем, что он делает это в угоду страсти, он, безусловно, заработает еще несколько дней чистилища, но это того стоило.
Купив внимание хозяина заведения за две монеты, Бонус, как мог, объяснил, зачем пришел, спотыкаясь на словах, которые вроде бы заучил наизусть, и надеясь, что правильно произносит звуки, похожие на те, что издают животные, — достаточно правильно, чтобы хозяин понял его.
И поначалу показалось, что ему это удалось. Волосатый излил на Бонуса целый поток слов, а в довершение все равно протянул одну из кружек. Бонус замотал головой, проклиная Джамиля. Неужели маленький араб решил выставить его на посмешище? Ведь Бонус хотел лишь задать вопрос о красивой женщине, обслуживавшей посетителей сегодня утром! Может, правда, произношение подкачало? В нетерпении трибун схватил эти волосатые руки и обрисовал ими на себе женские бедра и женские груди.
Лицо хозяина просветлело. Он как-то заговорщицки ухмыльнулся и кивнул. Затем, излив на Бонуса очередной поток речи, сунул два пальца в рот и свистнул на все помещение. Тут же рядом с Бонусом выросла какая-то проститутка. Когда она положила свою горячую руку на голову трибуна, он отпрянул назад: в свете мерцающих фитилей ему в глаза бросилась соблазнительная улыбка из-под светлых усов.
Смертный грех! Бонус резким движением руки отодвинул проститутку в сторону, но с ужасного облика этого существа не сходила милая улыбка.
— Добро пожаловать в аморальное королевство твоих самых смелых мечтаний, — произнесло существо на греческом.
Острое желание немедленно бежать из этой трясины пронзило Бонуса, но он смог его преодолеть: если здесь можно было хоть с кем-то найти общий язык, то надо было воспользоваться этой возможностью.
— Я ищу женщину, — сказал Бонус, прокашлявшись, и поспешно добавил: — А не такого, как ты.
Мужчина в женской одежде разочарованно оттопырил нижнюю губу.
— Как жаль! А я надеялся, что спустя столько дней ожидания меня, наконец, обнимет настоящий мужчина, — и ущипнул Бонуса за руку. — Тот, кто знает, как нужно обнимать женщин. Эти арабы такие слабаки, — он наклонился к Бонусу и понизил голос, — тряпки!
Бонус достал платок и вытер место на руке, к которому прикоснулся этот женомальчик.
— Сегодня утром тут была одна женщина, — пояснил он, — настоящая женщина! У нее длинные темные волосы и… и… — Бонус в отчаянии искал слова. Даже на греческом он не мог выразить то, что хотел. — Она была здесь, — выдохнул он, надеясь, что этого хватит.
Блудник перевел услышанное хозяину.
— Таких женщин здесь не бывает, — покачал тот головой. — Ты, верно, ошибся. Мы открываем свое заведение только после наступления ночи. Днем здесь никого не бывает.
Глава 16
Риво Альто, сарай с верфью «Эстреллы»
— Но это означает смерть для меня. Смерть на костре! Или жизнь в качестве раба. — Орсо решительно покачал головой. — Нет! — Повторил он в третий раз. — Пленник останется там, где находится. Иди к отцу и проси разрешения.
Слова надзирателя смешались с шумом работы. «Эстрелла» сотрясалась от ударов молотков, движения пил и рубанков. Однако сегодня у Мательды не было желания любоваться красотой корабля.
— Но там, внизу, умирают пленники! — Она схватила Орсо за руки. — Неужели ты хочешь быть ответственным за их смерть?
— Ответственным? — фыркнул Орсо. — Не я придумываю такие тюрьмы.
— Неужели ты не считаешь это ужасным? То, что вынуждены испытывать заключенные там, внизу?
С тех пор как она выбралась из Ямы страха, Мательда постоянно видела перед собой лицо старого Фортунато. Она покормила пребывающего в беспамятстве лютниста, и на какой-то момент он пришел в себя.
— Старик там, внизу, умрет, если мы ему не поможем! — призывала она к милосердию, обхватив голову руками. — И норманн тоже.
Орсо отвернул лицо в сторону и замолчал.
Мательда отпустила руки Орсо. Как мокрые тряпки, они шлепнули по его штанам.
— А я думала, мы будем помогать друг другу, — тихо сказала она.
— Но я тебе помог! — возмутился Орсо. — Дал тебе укрытие. Дал тебе еду. Разрешил спуститься в яму. Таким был наш уговор. Об освобождении пленников речь не заходила. — Он скрестил руки на груди. — Такого еще никогда не случалось!
Мательда тяжело кивнула. Орсо был прав. Он ни в чем не виноват. Они ведь договаривались только спустить ее в яму. Свою часть договора он выполнил — даже больше. Он накормил ее и
