— Это будет либо святой Марк, либо никто! — подключился теперь еще и Северо — старший в семье Градениго. Он вытащил из-за пояса украшенный драгоценными камнями кинжал и положил его на пол в центре зала — металл зазвенел. — Кто придерживается другого мнения, пусть подарит Джустиниано быструю смерть. Других вариантов у нас не остается.
Бонус толкнул дверь с такой силой, что затрещали створки, ударившись о стену. В комнате за столом сидел его брат-близнец, держа в руке черное перо. Пахло влажными чернилами. Бонус постоянно восхищался тем, насколько Рустико был похож на него. Осознание того, что ты фактически занимаешь два места в мире, несколько успокаивало его.
— Ну что, как все прошло? — спросил Рустико. — Судя по тебе, не так хорошо, как мы надеялись, да? — Он просушил перо от чернил песком, бросил его в отверстие посреди стола и облокотился на спинку кресла.
Бонус широкими шагами прошел по помещению мимо настенных ковров, украшенных разноцветными химерами с остроконечными языками. Обычно он восхищался роскошью, которой имел обыкновение окружать себя его брат. Сегодня же не бросил на ковры ни единого взгляда.
— Партечипацио признали дожем. Толпа ликовала, — устало объявил он.
— Что ж… — Рустико надул губы. — Но это не объясняет твоего возмущения.
Бонус потряс головой, как будто выбрасывая из сознания все происшедшее, а оно еще стояло у него перед глазами.
— Чуть было не сорвалось, — выдохнул он. — Этот дож — самый неподходящий для такой задачи человек, которого только можно было найти. Но он нам пригодится еще не раз. — Опершись обеими руками о стол, Бонус наклонился к брату. — Представь, его спасла собственная дочь.
Губы Рустико растянулись в кривой ухмылке:
— Та самая, на которой ты подумываешь жениться? Чем же она тебя так взбудоражила — неужели вызвала дьявола?
— Дьявола? О, если бы дьявола! Она пообещала народу мощи святого Марка! — Он ударил по поверхности стола ладонью. Чернильница Рустико опрокинулась, по рукописи растеклась черная лужа.
Наморщив лоб, Рустико безучастно наблюдал, как погибает его работа.
— Святой Марк, говоришь? Это разумно. У нее светлая голова. Но радости тебе она не принесет, хороший мой.
Бонус всем своим весом рухнул на деревянную скамью. Мебель со скрипом запротестовала, на что венет ответил трехэтажным ругательством, в котором особо выделялись лучшие места папы римского.
— Я не понимаю твоего волнения, — сказал Рустико и начал платком промокать маленькое чернильное море. — Партечипацио является дожем. Но мы же сами этого хотели. Теперь ты заставишь красавицу Мательду выйти за тебя замуж. Или… — Он оторвал глаза от своего занятия. — Или она уже ответила тебе отказом?
Бонус заставил себя проглотить ответ. Какое дело брату до того, насколько успешными были его ухаживания за Мательдой?! Пусть бы сам попробовал волочиться за ней.
— Ты, — наконец обвел он взглядом ковры, — ты ничего не понимаешь, брат мой. Вообще ничего.
Такое, чтобы он называл Рустико братом, случалось крайне редко. Сейчас не время для шуток — так следовало понимать этот жест.
Рустико поднялся, протиснулся между столом и стулом и сел рядом с Бонусом на скамейку. Доска прогнулась почти до пола и затрещала.
— Тогда объясни мне все, брат, — тихо, почти шепотом попросил Рустико.
— Как мы достанем эти мощи? — Бонус тяжело вздохнул и покачал головой. — Святой Марк! Как будто до нас было мало попыток заполучить его! Это невозможно, — резюмировал он, словно это математическая аксиома.
— Пожалуйста! — настаивал Рустико. — Давай по очереди.
— Для начала, — Бонус левой рукой отогнул один палец на правой руке, — реликвии святого Марка находятся в Александрии, в Египте. Эта страна уже не является частью Византии. Как ты знаешь, она захвачена сарацинами.
Рустико кивнул.
— Во-вторых, — еще один палец выпрямился на правом кулаке Бонуса, — то, что осталось от христианской общины в Александрии, принадлежит православной церкви. Копты вряд ли ни с того ни с сего подарят нам своего самого важного святого.
— Я на это и не рассчитывал. Его придется похитить.
— О, нет ничего проще! — Бонус отгибал палец за пальцем. — Незаметно зайти под парусами в порт Александрии. Прогуляться в церковь и, прихватив с собой труп, вернуться назад на корабль. Затем оторваться от преследователей, удрав на толстобрюхом корабле-дромоне[6]. Смотри, у меня пальцев не хватает!
— И, видимо, головы тоже.
— Что-что? — Бонус подумал, что ослышался, но, зная брата, уже понимал, что тот скажет в следующий момент.
— А то, что ты сам решишь эту задачу, хороший мой. — Рустико покровительственно положил руку на затылок брата.
— Я? Но я ведь только трибун, а такое дело — задача для… для…
— Для человека, который станет дожем, — продолжил за него брат. — Подумай! Джустиниано должен доставить народу святого Марка. Иначе народ его свергнет — в своей оригинальной, но ставшей уже традицией манере.
Бонус скривил улыбку.
— Каждый из трибунов, — разъяснял Рустико, — хотел бы жениться на Мательде, не так ли? Либо женить на ней своего сына. Но чье предложение она вынуждена будет принять? Предложение того, кто спасет ее отца, форму правления дожей и, таким образом, весь наш жизненный уклад. — Он сделал значительную паузу и хлопнул брата по плечу. — Тебя!
— Тьфу ты! — Бонусу пришлось взять себя в руки, чтобы не плюнуть на ковер. — Да ты просто не имел возможности познакомиться с ней поближе, с этой змеей. Признаю, — кивнул он, — Мательда красавица. Но что мне с того, если арабы отрежут мне яйца и посадят на кол?
Рука Рустико с силой сжала плечо брата.
— Я никогда, слышишь, никогда не потребовал бы, чтобы ты сам отправился в пещеру арабского льва. Найди кого-нибудь, кто выполнит эту задачу за тебя, — понизил он голос. — Когда реликвия попадет сюда, все, слышишь, все будут любить тебя. Или вынуждены будут любить тебя.
Хлопья снега, словно пух, опускались в сумерках на землю. На замерзшей воде большого канала уже лежал снег, испещренный следами сапог. Посредине мастера`-солевары проделали фарватер, по которому последние рыбаки этого дня, неторопливо отталкиваясь шестами, направляли свои лодки домой.
«Все в этом городе такое медленное, — подумал Бонус, — даже корабли». Завернувшись в шубу из соболей, он стоял под арочными воротами портового склада, стараясь не попадать под освещение небольшого фонаря на улице. Никто не должен был видеть, как он плетет свою паутину.
— Извините, синьор. — Начальник порта Пьетро изучал расписанный мелом кусок дерева, на
