– То есть вы утверждаете, что борьба за права южан ведется людьми циничными? – спросил кто-то.
– Нет, кое-кто из них искренен. Но другим хочется, чтобы аболиционисты продолжали действовать крайними методами. Только тогда у Юга будет законное основание выйти из Союза или получить отдельное правительство, что, безусловно, настоящее безумие.
Однако безумцем, и к тому же опасным, гости считали как раз Купера. Если раньше на него смотрели просто как на безобидного зануду, то теперь все изменилось из-за неугасаемого интереса старшего из братьев Мэйн к личности Эдмунда Бёрка с его политической мудростью. Купер всерьез принял предупреждения англичанина насчет душевной апатии и стал участвовать в делах Демократической партии Чарльстона.
Попал он туда благодаря самой простой уловке. Суммы, которые Купер жертвовал на нужды демократов, были настолько велики, что партийным руководителям стало неловко не замечать такую неслыханную щедрость. К тому же он был не единственным человеком в штате, кто высказывал непопулярные мнения о будущем Юга. И хотя таких, кто не молчал, было немного, все же их оказалось достаточно, чтобы присутствие Купера на собраниях демократов стало не только допустимым, но и желанным.
Он стал ездить по стране и встречаться с другими умеренными демократами. В Виргинии Купер познакомился с одним высоким красивым человеком, чьи взгляды его очень вдохновили. Генри Уайз – так звали этого политика – собирался стать губернатором. Он был искренним защитником рабства, но в то же время считал всех, кто хочет сгладить недовольство южан иначе чем в рамках Союза, самыми настоящими авантюристами или просто идиотами.
– Разумеется, я понимаю, зачем они это делают, – говорил Уайз. – Они хотят вернуть ту власть, которая перешла от Юга к Северу и Западу. Возможно, они даже сами себе в этом не признаются и могут искренне верить в собственные заявления. Но это очень опасные люди, Купер. Они хорошо организованы, активны и велеречивы, поэтому представляют собой угрозу для всего Юга.
Купер улыбнулся сдержанной невеселой улыбкой.
– Когда дурные люди объединяются, – сказал он, – хорошие тоже должны сплотиться, иначе они падут поодиночке как жертвы, не вызывающие сочувствия.
– Мудрый совет.
– Именно это Бёрк впервые написал еще в тысяча семьсот семидесятом году. Жаль, что об этом забыли.
– Не забыли. Просто драчуны с обеих сторон предпочитают не прислушиваться к ним. – Уайз помолчал, внимательно всматриваясь в гостя. – Мне рассказывали о вас, Купер. Вы долго были отверженным в своем штате. Я рад, что вы решили примкнуть к лагерю демократов. Нам понадобятся такие люди, как вы, – при условии, конечно, что еще не слишком поздно.
* * *А события меж тем показывали, что худший исход действительно возможен. Обе стороны по-прежнему не хотели слушать друг друга.
В Массачусетсе приняли суровый закон о личной свободе, который касался всех, включая негров. Этот закон стал реакцией на дело Энтони Бёрнса, беглого раба из Виргинии, который был схвачен на улицах Бостона и брошен в тюрьму. В защиту Бёрнса аболиционисты организовали массовый митинг и даже попытались освободить его из тюрьмы, но неудачно. Федеральные власти и суд штата приняли совместное решение вернуть раба его владельцу на Юге.
Тем временем в Канзасе перед выборами в законодательное собрание в Лоренс прибыли тысячи так называемых пограничных разбойников из Миссури. В результате избранное под давлением, с помощью угроз и обмана, правительство тут же приняло законы, устанавливающие очень серьезные наказания за антирабовладельческую агитацию, призыв рабов к восстанию, помощь беглым и другие преступления против собственности рабовладельцев.
Месяц за месяцем обе стороны продолжали делать ставки, и большинство из них склонялось в пользу насильственного метода разрешения конфликта. Миссурийцы отправляли через границу толпы ночных налетчиков. С северо-востока шли ящики с оружием для сторонников Партии свободной земли. На ящиках было написано, что в них везут Библии. Это заставило Купера сказать кое-кому из демократов на съезде в Колумбии:
– Даже самого Бога призвали в солдаты. Но ведь каждая из сторон утверждает, что Он с ними. Наверное, Ему приходится бегать от одних к другим через день. Так ведь и утомиться можно.
Однако его шутка никого не рассмешила.
* * *Однажды на пристани Купер разговорился с бригадиром портовых грузчиков Гердом Хоквалтом, который был уроженцем Чарльстона. С бездельниками Хоквалт не церемонился, хотя сам был человеком мягким, покладистым и очень религиозным. У него была жена, одиннадцать ребятишек и дом на окраине города, в котором все они едва умещались.
Вскоре Купер и Хоквалт уже увлеченно обсуждали недавнее собрание за отмену рабства, состоявшееся в канзасском Биг-Спрингсе. На нем было предложено добиваться для Канзаса статуса свободного штата, а кроме того, игнорировать все законы, принятые избранной обманным путем легислатурой, находящейся в Шони-Мишен. В «Меркури» появилась разгромная статья, осуждавшая события в Биг-Спрингсе. Хоквалту статья очень понравилась.
– Да, я ее читал, – сказал Купер, – и не нашел в ней ничего, кроме все той же старой болтовни.
Разговаривая, они посматривали на чернокожих грузчиков, которые переносили на «Монт-Роял» тюки с клеймом ливерпульской хлопковой фактории. Перед очередным рейсом пароход неизменно нагружали до отказа. На каждого нового клиента приходилось еще трое ждущих своей очереди. Ежемесячный доход компании составлял уже шестьдесят-семьдесят процентов. Даже Орри начал обращать внимание на этот успех.
Хоквалт прикрикнул на одного из грузчиков, когда тот запнулся и замедлил шаг. Потом вытер вспотевшую шею синим платком и сказал:
– Может быть, доводы мистера Ретта и кажутся немного затертыми, мистер Мэйн, но я в них верю.
– Герд, опомнитесь! Он же снова призывает к раздельным правительствам!
– А что в этом плохого, сэр? Сколько я себя помню, северяне только и делают, что оскорбляют и унижают нас. Считают всех нас отбросами. Содержателями борделей. Разве не так они нас называют? Но у меня никогда не было ни одного раба, ни разу в жизни. Оскорбления северян меня бесят. И если они не прекратят, мы с Божьей помощью пойдем своей дорогой.
Сердцем Купер хорошо понимал чувства Хоквалта. Но рассудком постичь их не мог.
– Скажите честно, – спросил он, – неужели вам не кажется, что люди вроде Боба Ретта, Джеймса Хантуна или мистера Янси из Алабамы ведут нас прямиком к краю пропасти?
– Нет, сэр, – ответил Хоквалт, немного подумав. – Но даже если и так, я все равно склонен пойти с ними.
– Бога ради… но почему?
Мастер посмотрел на Купера, как на мальчишку-несмышленыша:
– Южная Каролина – мой дом, а эти люди заступаются за нас. Больше никто этого не делает, мистер Мэйн.
* * *– Говорю тебе, Орри, когда он это сказал, меня буквально в дрожь бросило. А ведь Хоквалт не какой-нибудь революционер-фанатик, он солидный, уважаемый голландец. И если такие достойные люди, как он, начнут прислушиваться к этим призывам, то все гораздо хуже,
