Как ни чуждо было для европейцев все то, что происходило теперь перед их глазами, однако, они успели приметить, что присутствовавшие здесь туземцы заняты обсуждением какого-то, вероятно, весьма важного для них вопроса. Даже появление среди них необыкновенных людей «другого берега» произвело значительно меньшее впечатление, чем то, что можно было ожидать. Вновь прибывших, конечно, окружили, осмотрели их с таким же вниманием, как и сделанные ими корзины, но затем все снова поспешно вернулись к своим занятиям и к своей беседе.
Следуя общему примеру, наши друзья также принялись за работу. Ганс и Бруно вскарабкались на деревья, а дядя Карл и Иоганн расположились внизу, — подбирать плоды, которые срывали и стряхивали братья.
Хозяева их занялись тем же на соседнем дереве и, таким образом, общая работа пошла своим чередом.
— Обратите внимание, Иоганн, — сказал господин Курц, — что среди всей этой сутолоки мы еще ни разу не заметили ни ссоры из-за плодов, ни даже простого недоразумения.
— Совершенно справедливо, господин профессор, но меня еще более удивляет то обстоятельство, что между этими допотопными чертенятами, с вашего позволения, я говорю о здешних ребятишках, по-видимому, совершенно не существует драки. По крайней мере, я вот уже добрых полчаса стараюсь уловить хотя бы один подзатыльник, но до сих пор ничего подобного не заметил. Не знаю, какие отметки получили бы эти малыши в нашей воскресной школе по арифметике и по географии, но за поведение им наверное поставили бы по пятерке.
— Мой милый Иоганн, — благосклонно отвечал ему ученый, — сделанное вами наблюдение весьма интересно, а вывод из него тот, что современному человеку еще неведомы ссоры и драки, как непременная приправа жизни. К сказанному вами я могу прибавить, что ни разу не заметил здесь, чтобы старшие били или даже грубо обращались с детьми…
— Посмотри-ка, — шепнул Ганс, обращаясь к Бруно, — миролюбие местного общества подействовало, кажется, заразительно и на наших ученых; взгляни, какое необыкновенно-трогательное согласие царит между ними в настоящую минуту.
— К сожалению, я сильно побаиваюсь, что этого согласия хватит им ненадолго и думаю, что они не упустят случая просветить этих дикарей, познакомив их со всей сладостью споров и пререканий. Меня утешает только то, что народ этот, кажется, не особенно падок на прелести культурной жизни.
— Так-то оно так, Бруно, а все же не забывай, что ведь в будущем этому народу суждено покинуть его теперешние мирные нравы. Настанет время, когда эти люди, не знающие теперь даже простых ссор, возьмутся за оружие, и может быть, даже здесь, на этом самом месте, суждено разыграться не одной кровавой сцене раздора, вражды и братоубийства.
— Да, ты, конечно, прав, им суждено пережить все превратности грядущей истории, — с заметной грустью отвечал Бруно, — и знаешь ли, правду сказать, мне жаль этих людей. Разве не пользуются они теперь почти полным счастьем, и разве за сомнительные блага нашей культуры не предстоит им испытать то горе и страдание, которыми усеяна история человечества вплоть до наших дней? Ведь сейчас у них нет ни гордости, ни зависти, ни уважения, ни насилия…
Как раз в этом месте речь нашего молодого энтузиаста была прервана самым неожиданным образом. Мимо его уха, свистя, пролетел камень и ударился во что-то мягкое на ближайшей к нему ветке, а вслед за тем оттуда с размозженным черепом свалился какой-то зверек величиной с нашу белку.
— Что это такое? — с удивлением спросил Бруно, обращаясь к сыну их хозяина, работавшему на соседнем с ним дереве.
— Эти маленькие звери, — пояснил тот, — наши враги, они едят здесь плоды и мы всегда убиваем их камнями.
— Вот тебе, мой милый мечтатель, невинное начало того, что потом превратится в войну из-за благ земных, — проговорил Ганс наставительно.
С этими словами он обрушил вниз целый град плодов, встряхнув еще нетронутую до сих пор ветку.
— Эй, эй, господа, нельзя ли там наверху направлять ваши выстрелы в более приличное место, — жалобно завопил Иоганн, почесывая разом три или четыре места, ушибленных последним каскадом плодов, — этак нетрудно превратить человека в отбивную котлету.
— Довольно, довольно, господа, — говорил в то же время дядя Карл, — корзины полны и я нахожу, что два плода, упавшие мне на голову, могли бы оставаться на дереве без особого для меня ущерба.
Повинуясь этому сигналу, братья поспешили сойти вниз. Окончив уборку корзин, все четверо подошли к той группе людей, в которой стояли их хозяева, и с большим интересом стали прислушиваться к общему разговору.
— Кто живет близко, — говорил какой-то старик, пользовавшийся очевидным уважением слушателей, — тот может идти к своему жилищу, нужно идти и тому, у кого там осталась семья, но другим лучше остаться здесь.
— А почему лучше остаться здесь? — вполголоса спросил профессор, обращаясь к хозяину. Тот с удивлением посмотрел на человека, не понимающего таких, как ему казалось, простых вещей.
— Сегодня ночью здесь пройдет ураган, — проговорил он голосом, в котором слышалась какая-то тревога, — не все успеют вернуться, а завтра много жилищ будет лежать на земле.
Этот ответ сразу объяснил нашим друзьям причину всеобщего беспокойства. Оказывалось, что все эти люди действительно предчувствовали грозу, которая, судя по их тревоге, была для них, вероятно, немалым бедствием.
— Да, лучше остаться здесь, в пещерах, — продолжал тот же оратор, — места в них много, а вода сегодня будет везде. Сегодня ночью с неба упадет много огня, и те, которые будут в своих жилищах, соберут его там; мы останемся в пещерах и соберем его здесь, а потом понесем с собой…
— Огонь! Слышите ли, милый Бруно, огонь, — радостно шептал Иоганн, подталкивая локтем молодого человека, — ведь этак, пожалуй, мы доберемся когда-нибудь и до жаркого!
— Так-то оно так, но только я сильно сомневаюсь, чтобы ваша стряпня пришлась по душе этим людям, — отвечал тот.
— Огонь, слышишь ли милый Ганс, огонь! — в свою очередь шептал ученый археолог, так же как и Иоганн, подталкивая локтем своего племянника, — огонь! Теперь я понимаю, что эти люди стоят еще на рубеже того времени, когда огонь, этот великий рычаг цивилизации, становится предметом повседневного обихода, теперь же он является для них еще лишь случайной роскошью.
— Очень вероятно, дядя, что ты и прав, но в настоящую минуту меня интересует другой вопрос, — пойдем ли мы сегодня обратно или же останемся здесь, что, по-моему, было бы гораздо лучше, особенно