– Ты ведь знал, что это случится со мной, Тобиас? Ты знал, что я не смогу устоять перед тобой. – Она зарылась пальцами в его волосы и блаженно закрыла глаза.
– Так ты хочешь меня, Ровена?
– Так сильно, что меня это пугает.
– Тогда поцелуй меня, – глухо приказал он.
И она повиновалась. Положив ладонь ему на затылок, она раскрыла губы, словно предлагая себя, и поцеловала его так же страстно, как он ее минуту назад. Он застонал от наслаждения. Поцелуй стал глубже, и он почти потерял самообладание. Она извивалась под ним, а его ласки становились все смелее, он узнавал тайны ее тела с опытностью и уверенностью искушенного любовника. Он был нежен с ней, его ладони скользили по ее коже намеренно медленно, проникая повсюду, в самые затаенные уголки. Он будто смаковал каждое свое новое открытие. Ровена чувствовала, что пылает в огне. Она невольно коротко всхлипнула от внезапного удовольствия.
И когда она уже думала, что вот-вот взорвется от переполняющих ее ощущений, он коленом раздвинул ее ноги, и лег на нее, и взял ее, а она прижимала его к себе, стонала и тонула в море наслаждения, смешанного с болью. Его тело было гладким, дерзким и неутомимым, он входил в нее раз за разом, не останавливаясь ни на мгновение. Они слились в одно целое; упругое стройное тело внизу поддавалось, уступало, отдавало ему все свое желание, страсть и любовь. Больше не было ни его, ни ее, лишь одно существо – настолько идеально они дополняли друг друга в этом прекрасном, возвышенном акте любви.
Когда все закончилось и Тобиас задремал, Ровена лежала рядом и в голове у нее не было ни единой мысли. Лишь впечатление, что случилось нечто грандиозное, необыкновенно важное; память о необычайной радости, огромной и удивительной, с которой не могло сравниться ничто. Она открыла глаза, поерзала, оперлась на локти и принялась разглядывать его лицо. Оно показалось ей еще красивее, чем раньше. Ей вдруг стало бесконечно грустно, когда она подумала, что никогда не станет для него чем-то большим, нежели сейчас. Любовница… В отчаянии она уцепилась за единственное, что приносило ей утешение: хотя бы эту, единственную ночь он принадлежал ей.
По ней снова пробежала дрожь желания. Он был нужен ей, здесь и сейчас. Она подвинулась ближе к сильному, теплому спящему телу и провела пальцами по его груди; затем спустилась ниже, к его животу, такому твердому и гладкому. Как же он был прекрасен, и в это мгновение он был ее, только ее. Она припала к его рту, а потом покрыла поцелуями его подбородок и шею.
Он издал долгий стон, и проснулся, и поцеловал ее в ответ, и взял снова. И они любили друг друга бесконечно, пока не погрузились в беспамятство.
Ровену разбудил тихий женский смех. Она приподнялась на локте взглянуть, что происходит. Дверь открылась; вошли две девушки-служанки с оливкового оттенка кожей. Одна держала графин с вином, другая – поднос с фруктами.
Когда они приблизились к дивану, Тобиас тоже пробудился, и как раз вовремя, чтобы натянуть на них обоих шелковую простыню. Он сел, чтобы закрыть Ровену от служанок, и она была благодарна ему за заботу, однако было уже слишком поздно – девушки ее заметили. Любопытные нахалки, которым не терпелось разглядеть товарища этого благородного джентльмена, без стеснения вытянули шеи, чтобы им было лучше видно.
– Спасибо, – сказал Тобиас, когда они поставили подносы на ближайший столик. – Я очень ценю ваше гостеприимство. А теперь будьте добры нас простить – мне и моему товарищу хотелось бы остаться наедине.
К раздражению Ровены, одна из девиц хихикнула.
– Конечно, сэр, – с ужасающим акцентом произнесла она, подняла штаны Ровены с пола, задрав брови, и сложила их в ногах дивана.
– Он… очень молодой… ваш друг, – сказала вторая девица, и ее глаза лукаво блеснули.
Тобиас тоже слегка улыбнулся:
– Он – это она. И да, она довольно молода.
Они попятились к двери, шлепая пятками по голому полу.
– О, мы не потревожим вас и вашу… любовницу, – выговорила одна из них сквозь смех, прикрывая рот ладошкой.
Это тут же привело Ровену в ярость, и в ней проснулся демон гнева.
Девушки ушли. Тобиас и Ровена прислушались к звуку удаляющихся шагов и смеху, а затем Ровена, как змея, готовая к броску, развернулась к Тобиасу:
– Я согласилась провести в твоей постели несколько часов, но мне кажется, ты зашел слишком далеко. Как ты мог позволить им подумать, что я – твоя любовница?
Тобиас безмятежно пожал плечами:
– Если они будут думать, что ты – моя любовница, то больше не обратят на тебя внимания, соответственно, им будет не о чем рассказать лорду Фоули, когда он вернется домой. Но если бы они решили, что ты – мальчик, а именно так им и показалось вчера, когда мы пришли, тогда у них и в самом деле появится прекрасный повод для сплетен, и моя репутация пострадает.
– Как удобно. Для тебя, – саркастически заметила Ровена.
Тобиас тихо рассмеялся – его забавляло ее негодование. Но когда он потянулся, чтобы ее обнять, Ровена неожиданно оттолкнула его руки, и он нахмурился:
– Отчего тебе вдруг разонравились мои прикосновения, хотя совсем недавно ты стонала от удовольствия?
– Потому что теперь я решила, что мне не нравится, когда меня лапают, – грубо ответила Ровена, злясь на Тобиаса, на глупых, бестактных служанок, но больше всего на себя саму – за то, что поставила себя в это унизительное, постыдное положение.
Тобиас криво улыбнулся. Ему хотелось, чтобы Ровена встречала его ласки с тем же пылом, что и раньше, но в ее глазах не осталось и следа прежней страсти. Она задрала подбородок, ее губы сжались; он видел, что она не на шутку разгневана.
– Тебе придется привыкнуть к этому, милая, потому что когда ты выйдешь замуж за своего богатого титулованного старика, то тебе ничего не останется, кроме как смириться со своей долей и всю жизнь грезить ночами о настоящем мужчине, который мог бы доставить тебе настоящее наслаждение.
Эти резкие, циничные слова задели ее так сильно, что она разъярилась еще больше. Ее щеки запылали, а
