Раздались смех и аплодисменты.
Ксавьер чувствовал себя легко и непринужденно. Таким Уинни его ни разу не видела.
– Я узнал сотрудников мотеля, постоянных гостей и понял, что есть вещи на свете более важные, чем доходы акционеров и личный самолет.
Уинни вздохнула. Она не столь наивна, чтобы верить его словам. Он просто завоевывает аудиторию.
– У него есть личный самолет? – шепотом спросила она у Тины.
Тина шикнула на нее.
– Я особенно обязан одной женщине. Она заставила меня перестать прятать голову в песок и вдохнуть запах роз.
– Перепутал метафору, – пробурчала Уинни.
Тина ткнула ее в бок:
– Тише!
– Эта женщина создала уникальную атмосферу тепла и радушия.
Ого! Уинни прижала руку к груди. Он собирается отдать дань уважения Эгги?
– В честь этой женщины я открываю мотель под новым названием.
Уинни вдруг заметила, что то место, где раньше висел портрет Эгги, закрыто тканью.
– Я представляю вам «Радушную Уинни».
Он дернул шнур и снял покрывало с… ее портрета.
Громкие крики, аплодисменты…
Но Уинни словно оглохла – она не отрываясь смотрела на себя, широко улыбающуюся и с веселыми глазами. Из ступора ее вывел голос Ксавьера:
– Вечер еще не закончился, еда не съедена, вино не выпито, и скоро будут танцы в гостиной.
И прямиком направился к ней!
– Господи, Тина, почему вы не?.. – Уинни обернулась, но Тина исчезла.
– Привет, Уинни.
Она кивнула:
– Привет, Ксавьер.
– Как тебе? Нравится?
– Очень. Я всегда мечтала, чтобы все выглядело именно так великолепно. Каким образом?..
– Я нашел полный ящик твоих вырезок из журналов и понял твое видение мотеля.
Сердце у нее в груди радостно подпрыгнуло.
– Я хотел отдать тебе дань уважения. Эти вырезки показали мне, что надо сделать, чтобы этого добиться.
– Но почему? Почему ты захотел сделать это? Чувство вины?
– Не вины, Уинни. – Он покачал головой. – А любви. Это попытка завоевать твое сердце.
Перед глазами у нее поплыло. Она ослышалась? А Ксавьер продолжал:
– Мне было нужно больше, чем просто извинение – что-то такое, чтобы показать тебе, что я понял, как ты была права: я прятался от любви, вместо того чтобы принять любовь.
Они стоят среди толпы гостей, и он говорит о любви? Ей это снится?
– Ущипни меня!
Он улыбнулся:
– Я должен был совершить что-то впечатляющее, чтобы…
– Чтобы – что?
– Чтобы все исправить. И чтобы сказать, что я тебя люблю.
Вспышки камер, разговоры – все это заглушило такое простое и важное признание. Она поставила фужер с шампанским на поднос официанта.
– Прости, но ты, кажется, сказал… Ты все еще живешь в «Апартаментах Виндзор»?
– Да.
Она молча, без объяснений, схватила его за руку, провела через толпу и наверх по лестнице, потом по коридору до последней двери справа. Он тоже молча отпер дверь. Уинни вошла первой, остановилась посреди комнаты и чуть не застонала от восторга. Ее взору предстали кровать под балдахином с одеялом с цветочным рисунком и подлинная старинная мебель розового дерева. Божественно!
Ксавьер прислонился к стене и с улыбкой наблюдал за ней. Приподняв брови, он спросил:
– Что ты собираешься делать?
– Поколотить тебя, – хрипло и совсем не сердито ответила она.
Он подошел к ней.
– Я люблю тебя, Уинни. Ты показала мне, каким даром может быть жизнь, если я впущу дружбу и любовь в сердце. Я этого не знал. Я не понимал, что любовь может так меня изменить.
Я знаю, что, вероятно, разрушил окончательно то, что было у нас с тобой. Я пойму, если ты не захочешь дать мне еще шанс, чтобы я доказал, что я тебя достоин.
Она хотела его прервать, но он пальцем зажал ей рот.
– Но знай: даже если я тебе не нужен, я больше не буду закрываться от жизни.
Уинни чувствовала, что сердце у нее готово выскочить наружу.
– Ты на самом деле думаешь то, что сейчас сказал?
Он кивнул.
– Я тоже пришла сюда сегодня поэтому. Я поняла, что нельзя отгораживаться от друзей – это не вылечит разбитого сердца.
– И это стало причиной, почему я назвал новый мотель твоим именем.
– Ксавьер, я продала тебе мотель. Он твой.
Он покачал головой:
– Душа мотеля – ты, Уинни. – Он взял со стола конверт и вложил ей в руки. – Мотель твой. И всегда был твоим.
Слезы подступили к ее горлу.
– Ты отдала мне больше, чем здание из кирпича и бетона. И я надеюсь, что ты позволишь мне разделить жизнь с тобой. – Он встал на колено и открыл маленькую коробочку, где лежало кольцо, сверкающее бриллиантом. – Уинни Стивенс, я люблю тебя. Я хочу провести остаток жизни, доказывая, как сильна моя любовь. Ты окажешь мне честь – огромную честь – и станешь моей женой?
Уинни и не пыталась изображать невозмутимость. Она обхватила его за шею и воскликнула:
– Да!
С радостным возгласом он вскочил, подхватил ее на руки и закружил. Потом медленно опустил на пол, взял в ладони ее лицо и поцеловал.
Снова подхватив Уинни, он подошел к длинному мягкому дивану и уселся, держа ее на коленях.
Уинни едва могла осознать происходящее. «Он меня любит, он действительно меня любит!»
Ксавьер отвел волосы с ее лица.
– Я все обдумал. Я знаю, что ты не оставишь Эгги. Поэтому мы с Луисом будем жить здесь, с тобой.
– Но как же твоя корпорация?
– Я устал от работы. Найму управляющих. Я хочу работать здесь, с тобой.
Неужели он серьезно это сказал?
– Ты поговорил с Луисом? Как он к этому отнесется?
– Я совсем забыл! – Ксавьер вынул из кармана пиджака конверт. – Это от Луиса.
На самодельной открытке было написано: «Пожалуйста, выходи за папу». И рисунок: все трое на пляже строят замок из песка.
Уинни прижала открытку к груди и заморгала, чтобы не заплакать.
– Вероятно, потом мы будем проводить полгода здесь, а еще полгода в Испании. Я знаю, что возникнут трудности, но Камилла все-таки мать Луиса. Я должен дать ей возможность общаться с ребенком.
– И это правильно.
– Из этого может ничего не выйти.
– Но попробовать надо. А если не получится, то у Луиса всегда есть ты… и я. Я тоже его люблю, Ксавьер. И обещаю, что он всегда будет у меня на первом месте.
Его пальцы проложили дорожку от щеки к шее и спустились вниз к вырезу платья. Ей стало жарко и трудно дышать. Она хотела обнять его, но сначала…
– Я люблю тебя, Ксавьер. Теперь у тебя есть я, поэтому ни ты, ни Луис никогда не будете одиноки.
Глаза у него подернулись дымкой. Он поцеловал ее в уголок рта.
– У тебя буду я и Луис… и все остальные дети, которые обязательно появятся.
Он замер:
– Ты хочешь детей?
– Я хочу кучу детей.
– Кучу? Это сколько?
– Четверых, по крайней мере.
Он улыбнулся и посмотрел на нее… как на чудо.
– У тебя буду я и Луис… и Саманта.
– Саманта?
– Это мое любимое имя для девочки. Тебе нравится? Потом будет…
– Карлос? – предложил он.
– И маленькая Эгги, и Лоренцо-младший, – закончила
