– Испания действительно большая страна, – мрачно бросил он. – Только тебе жилось бы намного лучше с твоим принцем.
– Почему ты так говоришь?
– Мне кажется, принц Рафаэль – хороший человек. А я не такой.
– Значит, я была бы первой, кто сказал бы тебе обратное.
– Но ты даже половины правды не знаешь.
– И никогда не узнаю ее всю. Особенно если учесть, что мы будем женаты всего пару лет. Это уже не будет иметь значения. Мы никогда… Мы больше никогда не прикоснемся друг к другу.
– Тем лучше для тебя. Хотя Сильвии хватило этого времени, чтобы разрушить себя.
– Она была больна. Ты сам сказал.
– Да. Но мне кажется, что замужество только усугубило ее положение.
– Ты хочешь сказать, что каким-то образом… Он потянулся через стол и сжал ее руку. Его глаза метали молнии.
– Мы не будем говорить об этом.
Аллегре хотелось вырваться и убежать. Но в то же время она жаждала, чтобы он удерживал ее вечно.
– Тебе лучше вернуться в дом. Оставь меня, – угрюмо бросил Кристиан. – Неужели ты не понимаешь, что происходит? То, что существует между нами. Оно всегда было. И во время нашей близости, когда ты не знала, кто я такой. С кольцом в честь помолвки, подаренным тебе другим мужчиной, и с маской на лице. И когда маска была сорвана с моего лица. Эта связь существует. Так что иди в дом, и тогда, может быть, я не прикоснусь к тебе снова.
Аллегра думала о том, что ей следовало вырвать свою руку и убежать, спасая свою жизнь. Свой рассудок. Но она сидела, не в силах пошевелиться.
– А что случится, если я останусь?
Глава 8
Кристиану следовало прогнать ее, что было таким очевидным. Но он не собирался, и это тоже было не менее очевидным.
Он не мог понять, когда проиграл эту войну. Когда пригласил ее на пляж? Или когда привез на этот остров? Или в тот вечер на балу в Венеции, когда подошел к прекрасной незнакомке с копной темных локонов, которые ниспадали на ее медово-золотистые плечи, напоминая ему о солнечном свете и тепле.
Хотя не важно когда, важно, что все-таки проиграл. И теперь, глядя в лицо Аллегры, у него не было ни малейшего желания возвращаться в прошлое и возвращать все как было.
Он сжал ее руку еще крепче и потянул к себе. Аллегра удивленно ахнула, и ее губы приняли форму мягкой, идеальной буквы «О», и Кристиан тут же вспомнил тот самый момент на балу, когда он взял ее за руку.
И тогда он подался вперед, чтобы взять то, что не смог взять тогда, когда его лицо скрывала маска. Когда они оба были спрятаны друг от друга и от остального мира.
Но разве могла она когда-нибудь по-настоящему спрятаться от него?
Кристиан смотрел в глаза Аллегры, которые несколько недель назад полыхали страстью к нему.
Он поднялся с кресла и потянул Аллегру к себе. Она ухватилась за его руки, чтобы не упасть, и он обнял ее за талию и завладел ее губами.
И в этом поцелуе Кристиан почувствовал то самое тепло и солнечный свет. И то мерцающее безрассудное влечение, которое он невзлюбил с того самого момента, когда впервые встретил ее.
Он обвел ее губы кончиком языка, а потом снова проник в ее рот, заявляя на нее свои права. Аллегра принадлежала ему, и только ему. Кристиан никогда не был первым ни у одной из своих женщин, и в том, что он лишил девственности именно Аллегру, было что-то невероятно предосудительное и вместе с тем восхитительное.
Кристиан никогда не думал, что лишение девственности женщины может оказаться настолько возбуждающим. Но в его случае все было именно так. И это чувство пробуждало в нем что-то абсолютно первобытное, что-то такое, чего он даже не подозревал в себе.
А может, все дело в Аллегре.
Она никогда не оставляла его равнодушным.
Возможно, именно поэтому он так торжествовал, что был ее первым мужчиной. Потому что мог быть уверен, что его влечение не безответно. Что Аллегру точно так же тянет к нему.
Кристиан убрал руку с ее талии и схватил ее за волосы. Аллегра застонала и еще больше прильнула к нему, то ли потому, что так безрассудно хотела его, то ли оттого, что он сделал ей больно. Он не знал. И сомневался, что его волновало это.
Его вдруг охватило отчаянное желание увидеть все то, что было скрыто от его глаз в ту ночь на балу.
Они быстро занялись сексом в коридоре, полностью одетые, и у Кристиана не было возможности рассмотреть восхитительное тело Аллегры с его соблазнительными изгибами и прижать его к собственному обнаженному телу.
Он больше не мог ждать и, потянувшись к ней за спину, расстегнул молнию, и ее платье упало на песок к ее ногам.
На Аллегре не осталось ничего, кроме кружевного нижнего белья. Кристиан сделал шаг назад, любуясь ее идеальными формами. Она принадлежала к тому типу женщин, из-за которых мужчины объявляли войну. О чем свидетельствовала его собственная внутренняя борьба. Кристиан понимал, что ему следовало оставить Аллегру в покое, иначе он разрушит ее своими прикосновениями. Но он также знал, что мрак, скрывающийся у него внутри, одержит победу этим вечером.
– Сними с себя все остальное, – хрипло потребовал он. Если бы Кристиан прикоснулся к ней, он не смог бы снять с нее белье, не разорвав его. А может, он вообще не снимал бы его. Может быть, он просто отодвинул ее трусики и овладел ею, не обращая внимание на то, готова она была к его вторжению или нет.
Эта картинка заставила его заскрежетать зубами. Аллегра начала медленно снимать с себя бюстгальтер, обнажив свою восхитительную грудь, а ее набухшие соски говорили о том, насколько она возбуждена. Потом она сбросила свои трусики, и Кристиан скользнул взглядом к безупречному темному треугольнику внизу ее живота.
Он сходил с ума от желания, и ему хотелось спрятать свое лицо между ее ног, погрузиться в нее и потерять себя окончательно.
– Ты смотришь на меня так, словно хочешь съесть меня, – сказала Аллегра.
Он не мог понять, были ее слова невинным замечанием или она прекрасно понимала их двойной смысл.
– Еще как хочу! – прорычал он и, наклонившись, прижался губами к ее шее, посасывая ее кожу.
Аллегра ахнула, и Кристиан пришел в восторг от этого звука. Он начал покрывать поцелуями ее грудь. Сначала он обхватил губами один тугой сосок и провел по нему языком, а затем слегка куснул его зубами, прежде чем уделить внимание другому.
Аллегра запустила пальцы в его волосы и прижимала его голову к себе, пока он снова и снова
