- Кроме того, сообщу во всеуслышание, - в голосе господина Альмасио появился металл, - что в качестве свадебного подарка молодоженам я отдаю Тео и Флорэн поместье Альмасини, куда они и отбудут не позднее, чем завтра утром.
Присутствующие вновь начали быстро перешептываться, бросая косые взгляды на господина Эттани, верно угадав, что слова господина Альмасио адресованы в первую очередь ему, и заключена в них весьма простая истина: новоявленное родство еще не повод забывать о том, кто принимает решения, а кому надлежит их выполнять. Я знала, что господин Ремо сильно разгневается, когда услышит, что чета Эттани обсуждает между собой, кому следует стать госпожой в доме Альмасио. Даже если господин Гако положил бы на одну чашу весов все услуги, которые он оказал Альмасио за долгие годы, вторая чаша, где лежал один лишь гнев гордого господина Ремо, с легкостью перевесила бы первую.
Не сразу я решилась посмотреть в ту сторону, где сидели Брана. Вико хорошо владел собой, но я видела, как крепко сжимали его пальцы кубок, из которого он неторопливо отпивал вино. Его лицо оставалось равнодушным все те несколько мгновений, что я смотрела на него. Будучи необъяснимо уязвленной его сдержанной реакцией, я повернулась к господину Ремо, точно набравшись смелости, а затем потупилась, смущенно улыбаясь. Так, по моему разумению, должны были вести себя девицы, о чьей внезапной помолвке объявили во всеуслышание. Это возымело действие: лицо Вико, на которого я незаметно косилась, исказилось, точно от зубной боли, и он со стуком поставил кубок на стол. Впрочем, никого не удивило раздражение Брана - свадьба Тео и Флорэн для них была как кость в горле, что уж говорить о новой помолвке, связующей два дома еще крепче.
Я перевела взгляд на Флорэн и на минуту мне стало легче дышать: она улыбалась мне сквозь слезы, а губы беззвучно повторяли: "Благодарю!".
Расторопные слуги быстро переместили гостей так, что рядом с господином Ремо освободилось место, на которое он мне и указал. В который раз я убедилась, что правила приличия диктуют люди, которые сами их соблюдают лишь когда им это удобно.
От усталости, переживаний и вина у меня разболелась голова, но показывать это не имело никакого смысла - я из последних сил дождалась часа, когда гостям, наконец, пришло время расходиться. То была уже ночь, и нас до носилок сопровождало несколько слуг с факелами, а господин Ремо поддерживал меня под локоть. На прощание он шепнул мне:
- Это было безобразное сватовство, но я постараюсь все в ближайшее время исправить, - и мне немедля подурнело еще больше, ведь было понятно, что дальнейшие ухаживания господина Ремо будут очень далеки от чопорных визитов вежливости, которые дозволялись менее родовитым женихам.
В доме Эттани мне пришлось вытерпеть еще одну ужасную сцену: госпожа Эттани обрушила на меня весь гнев, что скопился у нее за последние недели.
- Проклятая ангарийская ведьма! - кричала она. - Шлюхино отродье! Как смела ты отплатить такой черной неблагодарностью нам, пустившим тебя под свой кров? Каким колдовством ты воспользовалась, чтобы охмурить господина Ремо? Где был твой стыд, когда ты стелилась перед ним, точно распоследняя девка из публичного дома?..
Я ничего не отвечала, склонив голову. Наконец, господин Гако успокоил госпожу Фоттину, порывавшуюся вцепиться мне в волосы. Отведя ее в сторону, он тихо увещевал ее, но я все равно услышала слова: "...и вы сами знаете, какие слухи ходят о Альмасио, так что Флорэн, быть может, избежит...". Я лишь горько усмехнулась, ведь и до того подозревала, что Гако Эттани отдает свою дочь господину Ремо, сознавая, какая судьба ее ожидает. Место приближенного к возможному правителю города стоит иногда не только денег. Интерес госпожи Фоттины тоже был понятен - она, видя в мечтах себя тещей Тео, уже прибрала к рукам иллирийский особняк Альмасио. Юная Флорэн не смогла бы должным образом выполнять роль хозяйки и распоряжаться в столь обширных владениях. Честолюбие и тщеславие застило им глаза настолько, что о жизни дочери родителям волноваться на ум не приходило. В конце концов, дочерьми семейство Эттани небеса не обидели.
Арна помогла мне раздеться, храня молчание. Лишь после того, как я ополоснулась и переоделась в ночное платье, она, шмыгнув носом, промолвила:
- Госпожа Годэ, ох, госпожа Годэ...
- Не надо, Арна, - резко ответила я. - Так будет лучше для всех.
- Но госпожа...
Я, посомневавшись немного, спросила:
- Арна, если я попрошу тебя о помощи - сможешь ли ты хоть разочек промолчать и не разболтать все остальным слугам?
Арна принялась заверять меня, что будет хранить любой мой секрет. Хоть я ей и не поверила, но другого помощника мне все равно было не найти. Повторив свой наказ не болтать, я достала припрятанный кусок шелка, который отрезала сразу после того, как получила его в подарок. Отрез был небольшим и годным разве что на шейный платок, но качество ткани делало даже ее клочок достаточно ценным. Я попросила Арну добыть для меня мужскую одежду у какого-нибудь старьевщика, предложив взамен этот лоскут. Никакого плана у меня не имелось, да и бежать мне было некуда, но с чего-то следовало начать. Служанка пообещала выполнить все в точности.
...Поутру я как обычно спустилась к завтраку. Госпожа Фоттина не удостоила меня ни словом, господин Гако недобро смотрел на меня, но удерживался от каких-либо резких высказываний в мой адрес. Его мотивы были ясны: он не хотел портить отношения с господином Альмасио и понимал, что я могу нажаловаться новоиспеченному жениху. Несмотря на то, что мое положение в доме возвысилось, на душе стало гадко. Иногда мне казалось, что господин Эттани способен в будущем принять меня в своем доме как дочь, теперь же стало окончательно ясно, что никогда наши отношения не потеплеют. Да и забыть, что все это - лишь временная передышка перед тем, что последует за свадьбой, у меня не получилось бы.
Из коротких фраз, которыми обменивались супруги за столом, я узнала, что господин Ремо не позволил им даже проводить Флорэн, сказав, что новобрачные весьма спешно покинут Иллирию на рассвете.
