Вот тебе раз, подумали мы с Мэг… отголосок той ужасной войны здесь, на краю Карибского бассейна... А вы тоже называете её Мировой, да? Уж это верно, воистину. У нас везде пишут, что её выиграли англичане и американцы; вы же думаете, что русские, потому что ваших погибло больше всех, и вы лучше воевали... Глупости, сэр. В ней выигравших нет. А проиграло в ней всё население планеты. Страшно проиграло...
Ну вот скажите мне, какие такие уроки человечество вынесло… вернее, могло вынести из той войны? Что восемьдесят миллионов жизней – это
слишком много? Что война — это плохо? Нет, вы скажите, сэр! Подумать только — ах, какое великое открытие! А что, до той бойни никто об этом не догадывался? Даже и предположить не мог? Ну ладно, ладно, меня заносит порой на разглагольствования — уж простите, издержки постоянного одиночного плаванья... я больше не буду.
Подводная лодка, ага... Вы не читали «Жестокое море» Монсеррата? После всей этой истории мне попалась ещё и «Das Boot», а потом «Железные гробы» Вернера — прямо, как по заказу. Я очень много думал об этом... но это было после, а пока что мы ломали головы — что делала на этом острове германская подводная лодка? Загадка на загадке...
В общем, постояв с минутку перед крестами, мы двинулись к берегу. Дорога вывела нас с площадки на песчаный выступ, уходивший в воду отмелью слева и приглубой лагуной справа. Так вот, справа, там, где джунгли почти вплотную подступали к воде, из прибрежного песка виднелась туша старого корабля. Я бы даже сказал — угадывалась. И не старого — старинного. Он настолько ушёл в песок и зарос нависающими на него лианами, что больше походил на гигантский округлый камень. Корабль несколько веков пролежал на боку, постепенно засасываемый песком и обрастающий зеленью, покуда не превратился вот в это. Однако ещё можно было различить остатки мощного княвдигеда и руслени, почему я и заключил, что это «Пава», или, по-французски, «La Paonne», соратница «Моржа» по ограблению испанской Санталены и ещё по некоторым проделкам у Подветренных островов. У Дэниса Джадда этот корабль почему-то называется «Жан Кальвин», и кто тут прав — пусть он сам разбирается с Делдерфилдом. Несомненно одно: это и есть тот самый французский пиратский корабль, на котором капитанил флибустьер Ле Бон, чья натура совсем не соответствовала фамилии.
Слева был ещё корабль, который наоборот, почти весь выдавался из воды и песка — правым бортом к берегу, он стоял почти на ровном киле. Дерево корпуса было выбелено временем и солнцем, оно постепенно ветшало и разваливалось. Две торчащие мачты уже не имели стеньг и реёв, бушприт — утлегаря. Нам очень хотелось узнать имя этой шхуны (или брига? бригантины?), но до неё пришлось бы топать полкабельтова через заросли, вплотную подходившие к воде, а подводная лодка была совсем рядом.
Она стояла у остатков деревянного пирса, которым, несомненно, когда-то являлись забитые в песок и торчащие из воды старые сваи в два ряда. Теперь-то я уже точно знаю, сэр, что это была германская субмарина типа VII, а тогда мы просто решили, что три могилы неподалеку рассеивают все сомнения в её принадлежности. Вид лодки навевал грусть, если не сказать — тоску. Когда-то серая, а теперь почти вся ржавая с жалкими остатками краски, она уныло торчала носом в песке, опёршись на носовые горизонтальные рули, а притопленной кормой уходила в бухту. На покорёженной рубке не было никакого номера, но ещё различались остатки эмблемы в виде стилизованной золотой рыбки. Сама рубка несла на себе следы попадания артиллерийских снарядов, как минимум, двух. Рубочные леера были смяты, пушки на ней и на палубе отсутствовали. Из рубки торчала погнутая труба перископа без объектива (или как он там называется); антенн не было вообще. Лодка замерла с заметным креном на левый борт и, казалось, устало спала после трудного похода — а поход, несомненно, выдался не из простых, ведь вон как ей досталось.
Любой нормальный авантюрист (кем, собственно, мы с Мэг и являлись), непременно тут же полез бы на палубу субмарины и попытался проникнуть внутрь. Разве нет? И мы почти было собрались, но нас охватило понятное беспокойство, когда мы увидели кое-какие следы недавнего пребывания людей прямо здесь, на этом самом месте. Попытаюсь перечислить: смятые сигаретные пачки, свежие окурки, россыпи стреляных гильз, картонные ящики из-под вина и прочих напитков, пустые пластиковые канистры. Одна канистра валялась в стороне, вся изрешёченная пулями. На пляже было много пустых бутылок, по большей части битых. Похоже, их тоже использовали для упражнений в стрельбе. Кроме того, на песке отпечаталось множество разнообразных следов, ещё не смытых дождём, и один из них выглядел, как будто что-то или кого-то волочили в направлении площадки.
У-у... если мы не хотим неприятностей, надо сматывать удочки, да побыстрее. Бояться и опасаться — это разные вещи. А где Данни?!
Мы сразу увидели его, сидящего у чего-то сине-белого. Подбежав, я обнаружил, что это лёгкие спортивные тапочки, белые с синими носками и пятками, небольшого размера, с крупным рифлёным узором на резиновой подошве. Данни сидел возле тапочек, недвижный, как статуя, и тихо-тихо скулил. В глазах его застыла неописуемая тоска. Рядом в траве лежала пластиковая карточка — водительские права на имя какой-то Сьюзен Руж, жительницы Сарасоты, штат Флорида. Заглянув в них, мы с Мэг сразу всё поняли.
На произнесённые вслух имя и фамилию пёс никак не реагировал, но, едва заслышав слово «Сюзи», оглушительно залаял. Возникла идея осмотреть всё вокруг — ведь может оказаться, что она где-то рядом. Но тогда Данни уже давно нашёл бы её.
В принципе, ничего страшного с нами пока не произошло, но чувствовалось, что, как говорится, тучи сгущаются. пора было возвращаться — путь всё же неблизкий. Я предложил Мэг попутно поискать тайник с серебром, но много времени на это не тратить и постоянно наблюдать с горки за Северной бухтой.
