Вышел из строя шнорхель: срезались шестерни механизма подъёма трубы, и он вообще чуть не упал. От него и так немного проку. Каждый раз, когда головку накрывает волна, поплавок перекрывает заслонку, и дизеля сосут воздух прямо из отсеков. Боль в ушах просто дикая, и дышать нечем, потому что в такие моменты выхлоп тоже идёт внутрь. Не экипаж, а компания чихающих трубочистов, проклинающих всё на свете. А теперь он ещё и сломался, так что для подзарядки придётся выставлять рубку из воды. Это очень опасно, но мороки стало куда меньше.
Было ещё несколько сообщений для других лодок: штаб выводит их на цели. Мы можем только представлять себе, какая драка развернётся завтра-послезавтра в океане к югу от Фарер, между Исландией и Ирландией. Увы, без нас...
30/VIII-1944
Весь день ползём по предписанному маршруту. На поверхности никого и ничего. Погода балует, очень тепло, и совсем нет ветра. Лодку плавно покачивает на лёгкой зыби, она скользит, сопровождаемая одинокой косаткой. Сейчас допишу и полезу спать. Только бы томми не нарушили идиллию. С другой стороны, всем нам хочется боя, но атаковать не разрешено, да и некого.
Капитан, обозлённый на штаб, устроил учения: сначала пожар в отделении электромоторов, потом срочное погружение на полсотни метров. Через час – снова, но теперь у нас «горело» носовое торпедное, притом под водой. Только после этого Старший брат успокоился, и по лодке объявили ужин.
Едва сели ужинать — два бомбардировщика с запада, от солнца. Полминуты — и мы уже под водой. Капитан приказал полный вперёд с уходом на глубину. Первый взрыв потряс нашу «лошадку» так, что попадало всё, что могло попадать. У меня лопнул плафон освещения. В момент взрыва мне показалось, что вместе с ним лопнули мои глаза, а также голова и живот. Сразу пропал свет, и несколько секунд кругом была полная темнота, пока не включилось аварийное. Я ничего не соображал до второго взрыва, но он был куда слабей. Мне было страшно.
Течь в корме. Где-то возле торпедного аппарата. Механик со своими ребятами уже третий час ковыряется. В девять вечера всплыли под перископ.
22.30. Новая радиограмма. Прочиталась лишь первая фраза: «Для офицера связи». Финцш сел за машинку, выставил своё сочетание дисков, потыкал пальцем, но добавил к тексту только «лично капитану», а дальше опять абракадабра. Что-то особо секретное, раз закрыто аж на три ключа. Старший брат забрал ящичек с «энигмой» и пошёл к себе расшифровывать.
Через полчаса Герхард шепнул, что капитан вскрыл особый пакет, и что идём в какую-то точку «Дигамма», квадрат AF 7282 – до неё миль тридцать – и что радиограмма от самого Льва, от гросс-адмирала лично. Ого! Идём на перископной глубине, опасаемся, что самолёты могли вызвать британские эсминцы, но акустик успокаивает, докладывая, что горизонт чист. В перископ тоже никого не видно – мы его высовываем, осматриваемся и снова прячем.
31/VIII-1944
Ночь провели под водой. По отсекам снова пошла вонь от колбасы и человеческих испарений. Однако терпимо. Лег в койку и пытался уснуть, но в голову лезли всякие дурацкие мысли.
Под утро сменил Вилли, и меня сморило, когда сквозь липкую дрёму услышал доклад акустика: «Шум винтов — подводная лодка справа на траверзе, пеленг не меняется. Похоже на тип IX, но какой-то приглушённый, мили три от нас». Капитан объявил боевую тревогу и приказал, чтоб по отсекам ни звука.
07.22. Радиограмма на средних волнах: Кноке всплыть в 08.00, время рандеву – тридцать минут. Подпись: Золотой лев. Сигнал был очень сильный.
Капитан только помотал головой, словно отгоняя навязчивый кошмар. Похоже, он ничего не понимал. Тем не менее, приказал поднять перископ и осмотреться. Наверху чисто, и мы точно в срок всплыли в позиционное положение. Кноке выгнал наверх вахту наблюдения, расчёты зенитных автоматов и вылез сам. Перед тем как подниматься, он внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Биндач, а ну-ка пойдёмте со мной.
Похоже, он решил, что я как радист что-то такое знаю. Мне и самому интересно что. Я поднялся на мостик следом за ним. Над океаном был уже почти день — впрочем, как и полагается летом в высоких широтах. Капитан закурил и, взяв бинокль, принялся смотреть в сторону правого траверза, бросив на меня быстрый и пронзительный взгляд. Я только пожал плечами и тоже закурил, испросив разрешение.
Прошло ещё десять минут, и сигнальщик громко доложил: «Перископ, справа по борту!».
Действительно, на глади воды появился небольшой бурун. Он быстро приближался, и Кноке опустил бинокль, снова резанув по мне взглядом. Но я в этот момент понимал не больше, чем он. Когда перископ приблизился на четверть кабельтова, вода забурлила, вспенилась, и из воды показалась, словно голова Левиафана, выкрашенная серыми и зелёными пятнами рубка странной подводной лодки.
Первое, что бросилось в глаза – это раскраска. Уверен, ни один из нас такого никогда не видел. На рубке и корпусе лодки были нарисованы чуть ли не отдельные листики и веточки. И в то же время общий узор составлял несколько больших неправильных пятен, в которых преобладали элементы одного цвета. Примерно такими пятнами томми размалёвывают свои боевые корабли (да и мы тоже), но чтоб изобразить каждую веточку… Зачем корабль расписывать под кусты? Странно.
Потом – сама лодка. С виду обычная «семёрка», с таким же корпусом и даже с носовыми пилами для резки противолодочных сетей, но совсем не то, что наша «рабочая лошадка». Во-первых, побольше, но не VIID. Водоизмещение — примерно тысячи две. Во-вторых, совершенно другая рубка, высокая и не удлинённая в корму, а почти что труба с небольшой кормовой площадкой. У неё не было палубного орудия — впрочем, как и у нас. На площадку вышел матрос в странной тёмно-синей форме и без пилотки, установил на турель поданный ему снизу ручной пулемёт, небрежно опёрся на леер и лениво закурил сигарету. На ограждении рубки спереди красовалась мрачная эмблема: чёрный бриг с разодранными в клочья парусами, этакий «Летучий голландец». Сбоку рубки торчала заваливающаяся штыревая антенна, совсем не такая, как у нас или на «девятках». Словом, лодка была непохожа ни на что. Какой-то единичный экземпляр.
На мостике вместе с бородатыми сигнальщиками-наблюдателями появились две такие же бородатые головы – в тёмно-синей фуражке и в белой. Тот, что в белой, поднёс ко рту рупор и хрипло прокричал в нашу сторону:
— Эгей, волки! Принимайте шлюпку! Вам приятные новости везут! — они оба засмеялись и закурили.
Такие же тёмно-синие матросы на палубе лодки уже спускали надутую
