— Добрый день, — произнёс тот, что был в белой фуражке, и прищурился.
В этом прищуре было что-то от матёрого волка, от вожака. Наш капитан ответил на приветствие.
— Честь имею представиться: корветтен-капитан Пауль фон Рёйдлих. А это мой первый помощник, капитан-лейтенант Клаус Фогель.
С этими словами он распахнул видавшую виды серую непромокаемую куртку (при этом обнажился Рыцарский крест с листьями и мечами), полез в нагрудный карман и предъявил нашему Старшему брату небольшую золотую бляшку в виде вставшего на задние лапы льва. Я стоял в стороне, но видел очень хорошо.
— Предлагаю пройти вниз, Гельмут, у меня важная информация для всех нас, — сказал фон Рёйдлих; вышитые канителью эмблема и имперский орёл на его фуражке были не жёлтые, а потускневшие, почти коричневые.
Кноке кивнул, и они втроем спустились по трапу. Я решил воспользоваться отсутствием офицеров и выкурить вторую сигаретку на мостике. Когда ещё удастся?
Резиновая шлюпка совершила ещё один рейс — на этот раз она везла какие-то баулы. Мне подумалось, что это личные вещи вновь прибывших, и я не ошибся. Когда их подняли на палубу и через торпедопогрузочный люк спустили внутрь, весь экипаж, за исключением двух сигнальщиков и двух зенитчиков, был вызван вниз. Кроме баулов, внутрь лодки доставили ещё два странных серых цилиндра длиной с метр и диаметром в полметра. Цилиндры были лёгкие – я видел, как запросто матросы передавали их из рук в руки. На цилиндрах была маркировка чёрным цветом — то ли «666», то ли «999». Их положили в носу прямо на одну из запасных торпед, подложив ветошь и раскрепив линьком.
Офицеры (кроме капитана) и унтер-офицеры собрались в посту управления. Остальной экипаж находился на своих местах, кое-кто выглядывал в люки смежных отсеков. Наши гости чуть меньше четверти часа о чём-то говорили со Старшим братом в капитанской выгородке, а потом вышли к офицерам. Я смотрел и слушал, облокотившись на зенитный перископ; около меня стояли другие матросы и унтер-офицеры, расписанные в командном посту, а также особо любопытные, которые сумели найти причину оказаться здесь — ведь интересно же. Кок Риддер сопел мне прямо в ухо, и я несильно ткнул его локтём.
— Экипаж, — сказал Гельмут Кноке в боевую трансляцию и закашлялся. Он сильно волновался. — Друзья и соратники. Я сдаю лодку, — он осёкся, но тут же взял себя в руки и продолжил: — По приказу гросс-адмирала я передаю лодку корветтен-капитану Паулю фон Рёйдлиху и убываю в распоряжение штаба подводных сил. Со мной убывает и первый вахтенный офицер, обер-лейтенант Мюнке. Вместо него на лодку прибыл капитан-лейтенант Клаус Фогель. Мне было хорошо с вами, — видно было, что слова Старшему брату даются непросто. — Но судьба каждого из нас принадлежит Рейху. Я искренне верю, что особое задание, ради которого на лодку прибыл новый капитан, будет выполнено вами лучше, чем кем бы то ни было. Хайль Гитлер!
Я глазам и ушам своим не верил. Так не бывает! Смена капитана и первого помощника в боевом океанском походе – где ж такое видано? Однако это был не сон. По всему было видно, что фон Рёйдлих принял подлодку «как есть» за те десять минут, которые они совещались в капитанской «каюте». Затем слово взял новый капитан. С минуту он внимательно сверлил всех своим прищуренным взглядом, обводя глазами присутствующих, потом снял фуражку, пригладил жёсткую тёмно-рыжую шевелюру и потянулся к микрофонному пульту, заняв место Старшего брата.
— Внимание, парни, — проговорил он негромко; его скрипучий голос разнёсся из динамиков по всей лодке. — Кто меня плохо слышит в других отсеках — не беда. У нас впереди достаточно времени, чтобы познакомиться и поболтать о чём угодно. С этого момента лодкой командую я. Так распорядился лично папаша Дёниц, а я привык его приказания выполнять, не раздумывая и не останавливаясь ни перед чем.
Я онемел. Называть нашего гросс-адмирала, главного подводника Рейха, командующего Кригсмарине Львом или папой Дёницем — среди нас почти норма. Он, говорят, сам об этом знает и даже гордится. Но не при всех же! И не в первом же официальном обращении к экипажу… Нахальство какое-то. Однако фон Рёйдлих продолжал:
— Обер-лейтенант Гельмут Кноке – достойный капитан, точно так же, как и Карл-Гейнц Мюнке — отличный офицер-подводник. Гросс-адмирал забирает их к себе в штаб. А вы — прекрасный экипаж, вышедший в море на свою первую охоту, готовый драться и умирать во имя фюрера. Поэтому я выбрал вас. Умереть во имя фюрера — раз плюнуть. Гораздо труднее остаться в живых и сделать для великой Германии что-то ещё. Я здесь для того, чтобы вы имели такую возможность. Все вопросы — потом. Через десять минут погружение. Десять минут — это более чем достаточно, чтобы поблагодарить своего капитана за доставленное удовольствие тренировочных походов. Пожелайте же ему и обер-лейтенанту Мюнке удачи; кто знает — может, ещё встретитесь когда-нибудь. Время пошло.
Сказав так, новый капитан повесил микрофон, надел фуражку, глянул на часы и поднялся на мостик, за ним — и новый первый помощник.
Оказалось, обер-лейтенант Кноке уже собрал свои нехитрые пожитки и теперь он пошёл по отсекам прощаться с экипажем. Вместе с ним был и Мюнке — личность, в общем-то, серая, но во время тренировочных атак он не промазал торпедой ни разу.
Не знаю, что там говорили капитану на других постах, и что отвечал он, но когда очередь дошла до радиорубки, я сказал:
— Мне жаль, герр капитан.
Старший брат посмотрел мне прямо в глаза и спросил в упор:
— Скажите, Биндач, ведь вы знали?
— Никак нет, герр капитан. Откуда же я мог знать? — я пожал плечами.
И в самом деле — да, я старший радист. Ну и что?
— Пожалуй, ничего и не должны были… чёрт их разберёт. Всё это как-то странно… Ладно, — Кноке протянул мне ладонь. — Вы хороший человек и хороший моряк. Прошу вас, не подведите нового капитана.
— Яволь, герр капитан, — ответил я, встав «смирно». — До свидания, герр капитан.
— До свидания, Гейнц. Удачи.
А что я ещё мог сказать, кроме «яволь»?
Кноке и Мюнке поднялись на палубу, где их ждала надувная шлюпка. Потом (как рассказал
