– Бедный Соломон! Чем ему приходится заниматься в такой день!
– Он сделал доброе дело. Будем надеяться Всевышний спишет ему за это хотя бы часть грехов. Об этом же полагается сегодня молиться?
– Не только сегодня. Начинается время, которое называется дни трепета. Десять дней человек должен молиться и каяться. В эти дни на небесах выносится решение: кому – жить, а кому – умереть.
IX. Венгерское вино
Злат отпустил караул, оставив только двух стражников покрепче. Мало ли что взбредёт в голову не в меру горячим и заносчивым посланцам молодого волчонка Могул-Буги? Сам он, хоть и ходил пока под рукой отца, старого Сундж-Буги, но уже давно готовился принять начало над могущественным родом кунгратов. С недавних пор, после того, как его сестра Тайдула стала любимой женой хана Узбека, род этот стал забирать всё большую и большую силу.
Сразу встал перед глазами сердоликовый перстень Кутлуг-Тимура. Кому его должна была показать эта красавица-ведьма из тайных лесных убежищ? Сундж-Буге, брату отца? Ведь жёны Кутлуг-Тимура после его исчезновения, по древнему закону степи, перешли к нему. И даже дети теперь считаются детьми Сундж-Буги.
Злат покосился на Касриэля, довольно нелепо смотрящегося в своём праздничном белом платье и платке с кистями, верхом на степном скакуне. Он то в этой истории каким боком? Да ещё обвиняемый в измене. Такими обвинениями просто так не бросаются.
Ехавшие позади всадники были явно довольны. Чем сидеть всю ночь в караульной при дворце, да ещё и объезжать под дождём по тёмным улицам городские заставы, куда приятнее греться у очага на постоялом дворе. Где для верных слуг великого хана всегда найдётся и кусок лепёшки с мясом, и кувшин с чем-нибудь горячим.
Привыкшие за долгие годы службы сопровождать важных особ, они и сейчас держались поодаль, чтобы не мешать разговору. Однако, наиб, на всякий случай ещё понизил голос:
– Чего они от тебя хотели?
– Письмо. Недавно я получил письмо от менялы из Праги. Это в Чехии. Очень далеко отсюда. Вот это письмо они и хотели забрать.
– Что же это за письмо такое? И зачем оно Могул-Буге, который его и прочитать не сумеет?
Касриэль засмеялся:
– Вот это верно. Конечно, это письмо нужно тому, кто сумеет его прочитать. Собственно, что письмо? Им нужен человек, о котором там написано.
– Что за человек?
– А я знаю?
– Совсем недавно ты не выглядел таким игривым и весёлым, – обозлился наиб.
– Действительно не знаю! Этот человек и привёз это самое письмо. С просьбой выдать ему денег. Обычное дело. Так все поступают, чтобы не тащить серебро за тридевять земель мимо разбойников и таможенников. Деньги я выдал. Письмо оставил при себе для отчётности. В конторе лежит с другими бумагами.
– Так вы в контору ехали? А я думаю, чего это они в сторону Красной пристани поскакали. У тебя, что же, ключи всегда с собой? Даже на молитву прихватил?
– От потайной шкатулочки с самыми важными бумагами – конечно. Тем более, что она с секретом, там ключ не главное.
– А контору как собирался открыть?
– Не догадываешься? Видел какие ребята решительные? Сломали бы дверь и вся недолга.
Наиб только покачал головой. Эти лихие ребята из степи совсем не понимали, что в городе уже давно нельзя себя вести, как в кочевье. То, что посреди шатров и повозок даже проступком не считалось, на городской земле, где всё больше и больше вступали в свои права законы, разработанные суровыми и многомудрыми мусульманскими факихами, грозило нарушителями самыми суровыми карами. Тем более что защитником веры и правосудным султаном Мухаммедом гордо именовал себя сам грозный Узбек.
Вслух засмеялся:
– Так бы и сломали. Скажи спасибо вашему старшине Соломону. Он послал мальчика за вами проследить.
Злат умышленно назвал Соломона старшиной, чтобы не запутаться в его мудрёных титулах.
Когда въехали во двор Сарабая, бедный мул, непривычный к роли скакуна, уже еле передвигал ноги. Злат одобрительно потрепал его по холке. «Выручил!»
Не ожидавший появления Касриэля Соломон даже всплакнул от радости, сжав его в объятьях:
– Какое счастье видеть тебя на свободе!
Подобрел лицом и суровый мясник Альянак. Он подошёл и молча, но сильно и с чувством, пожал меняле руку.
Только наиб сохранил строгость:
– Он пока не на свободе. Обвинение не снято и завтра будет рассматриваться в суде. Так что у тебя почтенный Соломон, – Злат на миг запнулся и добавил, – бен Давид, будет работа.
– Я никогда не считал свой долг помогать правосудию тяжким бременем, – почтительно развёл руками иудей. И со сладким вздохом добавил, – С тех пор, как на меня возложили обязанности нагиба.
– Зайди к моим домашним и скажи, чтобы мне прислали одежду попроще, – к Касриэлю уже вернулась его привычная деловая хватка, – И хороший шерстяной плащ, – при этих словах он бережно стал сворачивать свой роскошный платок с кистями, – не буду же я талитом укрываться.
Когда Соломон со своим спутником уже спешили к дверям, добавил:
– И пускай мне пришлют сюда мою рыбью голову!
Наиб только пожалел, глядя на закрывшуюся дверь:
– Нужно было мулу награду выдать. Хоть лепёшку. Если бы не он…
– Не беспокойся, Соломон хороший хозяин, лошадка всё получит сполна. А вот если он промедлит, моя супруга запросто может съесть мою голову. И весь год будет мною верховодить.
Кажется Касриэль уже совсем оправился от потрясения.
Наиб сразу вспомнил его жену. Она была бывшей рабыней, меняла купил её на базаре. Ещё до женитьбы он как-то жаловался Злату, что по своему закону он должен жениться обязательно на иудейке, но беда в том, что в Сарай понабежало полно одиноких евреев, у которых та же забота. Вот и приходилось нарушать традицию.
Конечно, быстро богатевший Касриэль был завидным женихом и запросто нашёл бы себе невесту, но как всякий уроженец южных краёв, он имел слабость к белокурым красоткам с молочной кожей, которых в немалом количестве привозили на здешний невольничий рынок из булгарских и мохшинских краёв. Тем более что супруга менялы даже среди них выделялась красотой и статью. Касриэль признался как-то другу, что торговец содрал тогда три шкуры с бедного любителя локонов цвета спелой пшеницы.
Однако прожжённый делец не прогадал и на этот раз. Девушка быстро привыкла к городским порядкам, новому имени Сарра, научилась еврейским порядкам и обычаям, не хуже тех, кто впитал их с молоком матери. Как любил приговаривать глава семейства – у него в доме всегда было молоко отдельно, мясо – отдельно. Видимо, это означало полный порядок. Детей Касриэль воспитывал в строгой вере отцов. Таких как он, кому не досталось правильных невест, в Сарае было много. Что даже прибавляло им ревности в соблюдении традиций.
Оказывается, Соломон не терял времени зря и уже успел много чего порассказать любопытному Илгизару об этих самых традициях. Тот был явно недоволен, что разговор прервался слишком быстро.
На шум прибежал Сарабай. Вид стражников не придал ему радости, а вот новость, что вся честная братия проведёт ночь на его дворе, пришлась явно по душе. Тем более что меняла сразу объявил:
– Я знаю, что по закону ты должен обеспечивать всем необходимым слуг хана. Но у меня сегодня праздник. Поэтому я угощаю. И плачу. Чтобы всё самое лучшее. Говядина есть?
– Я же бывший мясник. У меня лучший скот. Зря что ли ваш шойхет ко мне короткую дорожку знает?
Проголодавшийся Касриэль, радостно потирая руки, подсел к огню, однако на всякий случай смущённо буркнул, почти что под нос:
– И это… Молочного не надо…
Злат захохотал. Потом уже строго велел хозяину дать побольше мяса стражникам. После чего потихоньку шепнул им на ухо:
– Вы по одному сидите во дворе. Где-нибудь в сторонке, в дальнем углу, чтобы видно не было. Следите потихоньку за дорогой и по сторонам. На всякий случай. Сменяйтесь почаще, чтобы не уставать.
Довольный Сарабай между тем хлопотал вовсю. Стражникам принесли большущее блюдо баранины. Касриэль потянул носом и недовольно стрельнул глазами. Но говорить ничего не стал. Тем более что перед ним во мановение ока очутилось великолепное жаркое из самых нежных говяжьих кусочков и горячие
