Иван был очень доволен собой, гордился тем, что вовремя сориентировался, правильно оценил обстановку и не ошибся в качестве советского образования, в полной мере ощутив силу мысли людей думающих на русском языке, и занялся юридическими вопросами по предоставлению его работникам грин-карт, дающих их обладателям постоянный вид на жительство в США. Делал он это, как всегда, вовсе не из любви к ближнему, а ради того, чтобы сэкономить деньги, требующиеся на ежегодное продление рабочих виз, ведь рабочие визы им давали только на год.
Время шло незаметно и быстро, Юля ходила в школу, Ирина устроилась лаборанткой в химической лаборатории больницы, расположенной по соседству, и тоже стала вносить свой вклад в семейный бюджет. Зарплата у неё была ниже, чем у Саши, но зато были полезные бонусы по медицинской страховке, и хватало денег на оплату страховки для дочери, что обеспечивало душевный комфорт после незабываемого пережитого страха перед стоимостью хирургических операций. Деньги на билеты в Ригу были уже отложены, и это была ощутимая ступенька сзади, дающая уверенность в завтрашнем дне, а перспектива получения грин-карты интересовала теперь не только Ивана, но и их самих. Подходил к концу уже третий год их пребывания в стране больших возможностей под названием Соединённые Штаты Америки. Все трое уже сносно изъяснялись по-английски, постепенно приобретая американский акцент[5] (например, такие слова как server и router Саша произносил исключительно по-американски — сёрвер и раутер), и практически всё понимали, что говорили вокруг. За три года прожитых в Америке, они уже хорошо разбирались не только в устройстве и принципах действия американских унитазов, но и в иерархии заработных плат. Они давно уже осознали, что оплачивать их труд в размере равном заработной плате развозчика пиццы — это не только вопиющий уровень несправедливости, но и высшая степень унижения человеческого достоинства, которое можно терпеть только в силу чрезвычайных обстоятельств и безысходности положения, но этого, в силу низких моральных качеств и отсутствия этических принципов, да, в общем-то, и в силу скудности разума, не понимал Иван — трудно себе представить, о чём думает человек, за три года не давший своим подчинённым ни одного выходного дня. И как только его работники и члены их семей получили грин-карты, то вместо радости наступившей экономии на рабочих визах, Ванька получил заявления об увольнении от всех, кто батрачил на него все эти три года, и не только позволил погасить взятый кредит, но и довёл состояние его фирмы до сокрушающего воображение девятизначного числа в 200 миллионов долларов! Ребята, сговорившись, уволились одновременно, отомстив таким образом за все унижения, доставленные жадным и глупым Ванькой, оставив его с набранными заказами в одиночестве, и их больше никогда не интересовала его судьба. Каждый к этому моменту уже нашёл себе работу по душе, где их знания и способности оценили по достоинству, ведь как ни крути, а подняв за три года имя Ванькиной фирмы на высоту известности и успеха, на такую же высоту они подтянули и свои честные имена.
Перемены
При приёме на новую работу Александр не мог не заметить повышенного интереса к его персоне, даже несмотря на то, что с человеком, сидевшим перед ним за широким массивным тёмного, глубоко насыщенного, с красноватым оттенком цвета столом, явно не из древесностружечной плиты и, по всей видимости, чрезвычайно дорогим, они были давно знакомы — именно с ним они встречались неоднократно на выставках производителей продукции в конце каждого года, где фирмы не только продавали свой товар и заключали новые контракты, но и создавали свою репутацию и имя, и именно этому человеку Саша всегда демонстрировал свои разработки, именно этот человек, как выяснялось впоследствии, был покупателем результатов их творческого труда, и именно этот человек и приглашал его на работу в свою лабораторию. Звали его Роберт.
— Александр, я немного удивлён, ты принёс мне не один, а два диплома, причём оба мне нравятся — один программиста, а второй конструктора интегральных схем, и оба не бакалавра, а мастера! — сказал улыбаясь Роберт.
— Да я, в общем-то, и сам был удивлён. Диплом, выданный по окончании университета, у меня один, но ваша контора, занимающаяся переводами дипломов на английский язык — в которую ты мне сказал обратиться, видать, решила иначе. Они посмотрели вкладыш, увидели, какие предметы я изучал и по каким сдавал экзамены, и на основании этого выдали мне два диплома. Кстати, ты первый кто в Америке попросил меня предъявить диплом о моём образовании, на предыдущем месте работы нам верили на слово, — тоже улыбнулся Александр.
— Доверяй, но проверяй — это ведь русская поговорка? — улыбка Роберта стала ещё шире, потом серьёзнее добавил. — Да, советское образование ещё раз убеждает в своей фундаментальности, — помолчав продолжил. — Но это меня озадачило, ведь на самом деле, мне нужны специалисты по обеим специальностям, и если в качестве конструктора ты будешь так же хорош, как и программист, я не уверен в своём первоначальном выборе. Тебе нравится конструировать?
— Да, мне нравится конструировать не меньше, чем писать программы. В идеале я бы вообще хотел работать на стыке электроники и программирования.
— В США таких универсалов учебные заведения не готовят, у нас узкая специализация, но с достаточно глубокими знаниями по своей специальности. Если кто-то учился писать программы на бейсике, то, как правило, он всю жизнь пишет на бейсике. Русские меня всегда удивляют, им, по-моему, вообще всё равно на каком языке программирования писать программы.
— Я ещё и паять умею, — шутя сказал улыбаясь Саша, позаимствовав интонацию кота Матроскина из любимого Юлькой мультика «Трое из Простоквашино».
— Паять? — вымолвил, не сдерживая эмоции, Роберт, и его брови поползли на лоб от удивления.
— Да, в школе я занимался радиолюбительством, начинал с 2-V-2 приёмников, я и печатные платы сам разрабатывал, рисовал на фольгированном текстолите краской стеклянным рейсфедером дорожки и вытравливал затем медным купоросом, за неимением хлорного железа.
— Ты ещё и в химии разбираешься?! — обалдел Роберт. — Ты говоришь начал с приёмника, а
