Свежий ветер постанывал словно от боли, разбиваясь о грани Воющей башни.
– Просто достойных становится все меньше, как и недостойных, – Джастин говорил тихо. Так тихо, что бы было слышно и то, чего не произносили.
– Да, знаю, – кивнул Флойд совершенно не смущаясь, потирая слезящийся глаз с бельмом. – И хорошо понимаю твою позицию. Но многое из того, что говорит Бенджамин – звучит очень разумно. Хотя бы его вечные призывы смотреть внимательнее. Не думай, что меня совершенно не заботят вопросы совести… Порой я сам не знаю, стоит ли оно того… Но ведь прожив почти пол века, понемногу привыкаешь к самому ощущению жизни. И не желая с ней расставаться вцепляешься крепче… пусть даже и зубами.
Джастин поймал себя на мысли, что раньше ветеран говорил куда проще.
– Но возвращаясь к внимательности – я слышал, как говорил сегодня капитан, – Флойд чуть прищурил здоровый глаз. – И ни ты, ни Марлон здесь не при чем. Важно не что он говорил, а именно как… Спятивший хищник – куда опаснее разумного падальщика.
Воздушные массы перекатывались через горы, обрушиваясь широкими волнами, неся с собой сухой, безжизненный холод.
Ветеран смотрел спокойно и чуть печально. Посидев еще немного – встал, кивнул Джастину и медленно скрылся в темноте. Бормоча что-то о мерзкой привычке жить.
Четкий, монотонный хруст наполнял темную комнату, будто рассыпаясь по ней мелкой каменной крошкой. Недалеко от красивого стола на резных ножках в каменный пол усердно вгрызалось существо. Нечто среднее между подгнившим трупом и здоровенной собакой. При этом крупные, желтоватые зубы твари больше напоминали лошадиные.
Капитан громко вздохнул. Дотянулся до сыроватого, смердящего сапога и замахнулся, собираясь запустить в зубастую гадину. Глубокий, утробный рык предостерег от глупости. Тварь недовольно моргнула, глядя на человека, отвернулась и снова принялась грызть булыжник.
– Гребаная чудь… И как тут уснёшь? – голос Брюса Ботрайта звучал вяло и отрешенно.
– Так ты бы еще под лестницей примостился, – равнодушно пожал плечами лейтенант Брикман. – Что, кровать для богатых?
Капитан бросил тоскливый взгляд на широкое, разворошенное ложе под разодранным в клочья балдахином. Потом нехотя покосился на друга, замеревшего между ним и скомканной постелью. С явным усилием сглотнул, решив, что остаться на засаленном одеяле в дальнем углу комнаты все же лучше. Он сидел подобрав под себя босые ноги, стараясь удобнее опереться о стену головой. Устроиться ни как не получалось, ведь стоило только коснуться холодной каменной кладки, как вибрация от постоянного хруста передавалась напрямую в мозг.
– Может хватит, Брюс? Я начинаю за тебя бояться. Когда ты так раскачиваешь головой…
Ботрайт глупо хохотнул, глядя на обеспокоенную мину товарища. Он хотел съязвить на тему того, что и сам начинает побаиваться человека, висящего посреди комнаты на скрипящей пеньковой веревке. Но проследив, куда уходит конец этой веревки – вдруг увидел ненавистный силуэт надвратной башни. Растерянно икнув – поспешно опустил глаза.
– Интересно, как ты можешь говорить? Ведь петля… – он замолчал, поймав осуждающий взгляд лейтенанта. – Прости Рональд. Должно быть это бестактно.
– Да уж. О мертвых или хорошо, или…
– Да что ты шипишь? – Ботрайт раздраженно отмахнулся. – То ж не об этом. И ты не мертв. Сейчас, вероятно, мирно спишь у себя. А может – обходишь посты… или режешься в карты с Деем.
– Хм… – чуть качнувшись, не доставая носками сапог до пола с пару дюймов, Рональд флегматично почесал подбородок. Стараясь не касаться веревки, глубоко врезавшейся в шею. – В определенном смысле – мы все мертвы. Согласись.
– Соглашусь, – приподняв брови кивнул капитан. – Ибо спорить с тобой было бы странно. Ведь галлюцинации не имеют своих мыслей. Все вы просто отражение моих собственных… опасений.
– Ого-о-о, – уважительно протянул лейтенант. Тем временем тварь принялась еще яростнее вгрызаться в каменный пол. – Какие ученые слова, какие мудреные умозаключения. И человек, способный выстроить такую логическую цепочку – называет себя сумасшедшим?
– Я не называл, – неуверенно покачал головой Ботрайт, стараясь припомнить. – Но судя по всему, – он нервным жестом указал на образину, загребающую лапами и сосредоточенно работающую зубами, – и правда схожу с ума. А днем со мной пытались говорить вороны… Знаешь? Кружи-и-или так над головой и кричали. Жуть просто.
– Ну… может все не так плохо? Может – все это какие-нибудь знаки и знамения. Боги предостерегают… или подсказывают. Я в этом не силен, но может…
– Да-а-а чушь, – вяло возразил Ботрайт. – Не успокаивай меня моими же словами. Вон та херня, жующая камень – должна символизировать саморазрушение. Или воплощать совесть, которая вроде как, грызет? А может голод? Смотри, зубяки то какие. А вороны, значит, предвестники сме-е-ерти. А ты – ну… просто что-то связанное с висельниками. Да, весь бред от части логичен, но не стоит искать здесь мистику, – капитан шмыгнул носом, откашлялся, сплюнул. – Просто я схожу с ума. И все.
Он опустил голову, ожидая бессмысленного продолжения. Но вдруг понял, что все вокруг стихло. Не стало даже непрерывного, монотонного хруста. Зато где-то далеко нарастал знакомый, громоподобный топот копыт. Ботрайт открыл глаза. На ярко освещенном поле кроме него не было никого. Пока. Дрожь земли усиливалась с каждой секундой. Из-за ближайшего холма показались подскакивающие наконечники копий. Спустя мгновение огромная орда конников перешла в галоп. Поднявшийся ветер гнал непрерывные зеленые волны по высокой траве. Сзади тоже слышались боевые кличи и рев сигнальных рогов. Брюс Ботрайт судорожно вздохнул, вставая во весь рост и расправляя могучие плечи. Ушла болезненная худоба, не было лихорадочной горячки, заставляющей колени мелко подрагивать, пропал постоянный гул в ушах, вызываемый неровным сердцебиением. К руке будто прирос, вселяя уверенность привычной тяжестью, старый боевой топор.
– Нет! – неожиданно высоким голосом выкрикнул капитан, отгоняя наваждение.
Он мешком завалился обратно в угол, на засаленное, скомканное одеяло. Тяжело дыша и ловя расфокусированным взглядом полуистлевшую тварь, скребущую камень лошадиными зубами. Она тоже была кошмаром, но далеко не таким страшным. Надежда на освобождение – вот что пугало по-настоящему.
– Освобождение от чего? Ведь эти опостылевшие стены держат лишь потрепанное тело, а не тебя самого, – Рональд Брикман
