Господи боже мой. «У тебя стальная воля».
Он наклонился, и я отрицательно качнула головой. Но ничего не сказала. Его теплые губы сомкнулись вокруг напряженного соска, и он втянул его глубоко в рот.
«У тебя стальная воля».
– Уэс… – услышала я свой шепот.
– Скажи мне, что ты этого не хочешь, и я уйду. – Он по очереди облизывал и покусывал то один, то другой сосок, помогая себе рукой, пока мои бедра не начали двигаться против моей воли. Они дергались, тянулись, стремились найти облегчение от невероятного напряжения, которое он вызвал во мне.
– М-м, не могу, – вздохнула я, обнимая его голову и выгибаясь навстречу его губам.
– Хорошая девочка, – простонал он, вбирая одну грудь в рот как можно глубже. Я стонала, держа его за голову. Хотела, чтобы он ни за что не останавливался.
Уэс раздвинул коленом мои ноги, устраиваясь между бедрами. Движение, к которому я привыкла за многие месяцы занятий любовью с моим мужчиной. Сегодня он хочет быть близко, как можно ближе. Он прижался ко мне всем телом. Без промедления приподнял мои бедра и вошел в меня своим толстым членом на всю длину. Я задохнулась, сжимаясь вокруг него, и вскрикнула:
– О боже!
Он отстранился и потом вонзился в меня мощным толчком.
– Я буду любить тебя целую вечность, Миа.
Отступление, затем мощный рывок.
– Всегда буду любить, – пообещал Уэс, входя в ритм.
Я цеплялась за Уэса, шепча слова любви и клятвы верности ему в шею, в губы, в грудь – везде, куда могла дотянуться, пока напряжение не стало невыносимым. От низа позвоночника во все стороны начала распространяться пульсация, мне стало жарко, я остро чувствовала каждое движение. Его толстый член вонзался в меня снова и снова, еще раз, другой, третий, пока зажженная им искра не превратилась в ослепляющее пламя.
Нависшее надо мной тело Уэса было прекрасной машиной из плоти и крови, нацеленной на удовлетворение желания и доставляющей мне столько удовольствия, сколько я в состоянии перенести. И я принимала, принимала, а потом снова провалилась в бездну. Его рот заглушил мои крики, чувствуя на вкус мое желание. Я укусила его губу, он напрягся всем телом, сжимая меня так, будто улетит в космос, если отпустит. Еще несколько быстрых мощных толчков, и он рухнул на меня. Мое тело превратилось в комок нервов, и меня еще раз пронзило удовольствие, когда он кончил в меня.
Мы лежали и тяжело дышали, уткнувшись друг в друга. Я вдруг подумала, как же я была ему нужна. Когда его мать выступила со своей идеей, он почти не сопротивлялся. Может быть, с самого начала не собирался следовать ее правилам.
Я подняла голову Уэса за подбородок. Он взглянул мне в глаза.
– Тебе хорошо? – хрипло спросила я.
– Я же с тобой. Конечно, мне хорошо, – ответил он.
«Хороший ответ», – подумала я, отодвигаясь чуть вбок, чтобы поцеловать его, и потом возвращаясь обратно.
– Почему ты решил нарушить традицию?
Он хмыкнул, помолчал, потом ответил с хитрым блеском в глазах:
– На самом деле я придерживаюсь традиции.
Я нахмурилась.
– Не поняла?
– Ну, есть традиция, согласно которой, если ты хочешь быть с любимым человеком весь год, надо поцеловаться в новогоднюю ночь ровно в полночь.
Я бросила взгляд на часы. Было пятнадцать минут первого.
– Но уже за полночь.
Он ухмыльнулся.
– О, я целовал тебя в двенадцать. Ровно в это время ты кричала мне прямо в рот во время не первого, нет, второго оргазма. Я впитал его весь.
– Ты извращенец. – Я игриво толкнула его, и он лег рядом со мной. Провел руками по моему телу, словно стараясь запомнить каждую секунду.
– Ты готова к завтрашнему дню?
– Более чем.
Он широко улыбнулся.
– Вот почему ты здесь? Убедиться, что я не собираюсь играть в сбежавшую невесту? – спросила я, прижимаясь к нему.
– Нет, я уверен в нашей любви. Я просто не чувствовал необходимости провести эту ночь порознь. У нас и так было достаточно ночей в разлуке, тебе не кажется?
Я поцеловала его в области сердца.
– Ты прав. Слишком много. Это будет наша традиция – целоваться в двенадцать часов на Новый год и проводить ночь перед свадьбой в объятиях друг друга.
– Это лучшее место на земле. А теперь спи. Завтра напряженный день. – Он подмигнул и поцеловал меня в лоб.
Эпилог
Уэстон
Когда ты смотришь в глаза человеку, с которым собираешься провести остаток жизни, это сшибает с ног. Это последняя женщина, которую я буду целовать в жизни. Последняя женщина, с которой я буду лежать на прохладных простынях. Единственная женщина, с которой я проведу все отпущенные мне дни. Ощущение удивительной окончательности, и при этом это не чувствуешь конец. Чувствуешь облегчение. Как будто ты трудился много дней и наконец достиг цели. Вот она, цель. Этот миг – счастливый финал. Для нас обоих.
Миа. Когда она ступила на крыльцо под руку с братом, все ускользнуло.
Звук океанских волн утих.
Гости, наблюдающие, как босоногое видение в белом спускается по ступеням и идет по каменной дорожке… исчезли.
Сестра, стоящая рядом со мной… исчезла.
Священник… исчез.
Осталась только Миа. В моей жизни всегда будет только Миа. Я живу ради нее. Если бы не она, меня бы здесь не было.
Она ступала в такт музыке, которую я больше не слышал. Одна длинная нога, за ней вторая. Простое элегантное платье. Подходящее ей. Тонкие лямки, глубокий вырез, россыпь кристаллов по краю. Мне нравится ее фигура. Песочные часы с роскошными формами. Платье сужается к талии и, расширяясь книзу, колышется на январском ветру. Прекрасная погода в Малибу подарила нам плюс двадцать пять градусов в самый важный день в нашей жизни.
Голые плечи, руки, ноги, босые ступни. Единственные яркие пятна – ее иссиня-черные волосы, розовые ногти на ногах и красные губы. И, конечно, глаза. Светло-зеленые, как зеленые аметисты, если сравнивать их с драгоценными камнями.
Эти глаза преследовали меня с самого первого дня, когда она сдернула мотоциклетный шлем и я увидел, как в них отражается солнце. Я сразу понял, что это конец. Чего я не знал, что она – еще и начало и середина. Мне не нужен мир, в котором нет Миа. Она превращает темные дни в светлые, печаль в радость, а хорошие дни делает прекрасными. Я сделаю все на свете ради женщины, которая идет ко мне, чтобы стать моей женой. Могу только надеяться, что я – все, что ей нужно. Отныне и навсегда.
– Уэстон Ченнинг Третий, берешь ли ты…
Миа повторила: «Третий» – одними губами, и я скрыл смешок за кашлем, пока священник продолжал говорить речь.
– Веди себя прилично, – прошептал я.
Она подмигнула, и тут пришла моя очередь
