Именно так назвал это священник в немецкой церкви Святого Михаила на Норт-авеню, когда я зашла туда однажды в субботу после обеда, через несколько недель после своего тридцать первого дня рождения. «Это то самое место, где Господь может правильно понять меня», – думала я. А потом… Что потом? Выйти за Тима? Найти себе другого парня? Возможно, если моя душа очистится, я буду знать, что мне делать.
Но мне не повезло, и этот священник, кажется, не понял ни слова из того, что я ему сказала. У этого человека был неприятный провинциальный акцент. И он был очень нетерпелив. Стоял теплый майский день, и я чувствовала исходивший от него запах пота. Он сказал, чтобы я говорила громко и четко и сразу переходила к сути. Я рассказала ему, что мы с одним мужчиной ведем себя как муж с женой, хотя таковыми не являемся. На что он ответил:
– Половые сношения с мужчиной, который вам не муж, – это смертный грех. – После чего спросил, женат ли мой любовник.
– Нет, – ответила я.
– А нет у вас отца или брата, кого-то, кто мог бы заставить его жениться на вас? – спросил он.
– Не уверена, что хочу этого… – начала я.
– Так вам нравится прелюбодействовать? Вы получаете удовольствие оттого, что вы падшая женщина?
Я едва не выпалила: «Временами получаю, в этом-то и проблема».
Но он все распекал меня и, только добившись от меня твердого обещания обязательно исправиться, пробормотал: «Absolvo te»[6]. В качестве епитимьи он присудил мне десять раз прочесть молитвы розария[7].
Я вышла из кабинки для исповеди в величественный, разукрашенный позолотой зал церкви Святого Михаила, который разительно отличался от внешне простой ирландской церкви Святой Бригитты. Над алтарем на самом видном месте расположился сам Архангел в сияющих доспехах. В эту церковь еще девочками ходили тетя Нелли и тетя Кейт, и это напомнило мне про немецкий рождественский торт, печь который их мать-ирландку научил их отец-немец. Десять слоев теста смазываются всевозможными джемами и желе – абрикосовыми, клубничными, – потом укладываются друг на друга и пропитываются взбитыми сливками. Это у них называется Schlag. В конце вся верхушка и бока густо утыкиваются марципановыми фруктами. Здорово, но слишком уж по-богатому. В этом смысле церковь Святой Бригитты можно было бы сравнить с шоколадным тортом с белой сахарной глазурью, который мама пекла нам на день рождения. Очень вкусно, и съесть можно не один кусок.
«Такие вот дела, Пресвятая Богородица, – мысленно произнесла я, становясь на колени перед алтарем с иконой Божьей Матери Неустанной Помощи. – Что я делаю? Священник обвинил меня в том, что мне нравится грешить, – ну, так оно, в принципе, и есть. Если бы не нравилось, не было бы проблем. Думаю, вообще не прилично говорить с Тобой о половых сношениях». Но я у нас проверила уже все статуи, пытаясь найти изображение святой, которая не была бы ни девственницей, ни мученицей, как об этом написано в служебнике[8]. Такие святые действительно существовали, но большинство из них были королевами: Елизавета в Венгрии, Бриджет в Швеции, еще одна Елизавета в Португалии.
– Да, девочки, – говорила нам сестра Рут Эйлин на уроках Слова Божьего в школе Святого Ксавье, – это были сильные женщины, которые служили Господу и помогали своим мужьям.
Большинство из них сразу после смерти мужей спешно ушли в монастырь, но они, по крайней мере, хоть пожили с мужчинами. Они были святыми и все же, наверное, могли бы понять, почему то, что происходило у нас с Тимом в маленьком гостиничном номере, казалось таким естественным. Таким… ну… приятным, что ли. На самом деле, когда Тиму хотелось провести нашу встречу побыстрее, чтобы вернуться к своим лошадям или забрать откуда-то Долли, именно я старалась продлить наши сеансы любви. Интересно, а у тех благородных дам все было так же? Короли, их мужья, сбегали от них на какое-нибудь правительственное совещание, а они оставались в постели, готовые продолжать и продолжать?
Я подняла глаза на лик Божьей Матери Неустанной Помощи. Настоящая королева: золоченый контур, строгое лицо, на руках неестественно прямо сидит младенец Иисус несколько странной внешности. Икона греческая, нарисованная самим святым Лукой, как говорила нам сестра Рут Эйлин.
А затем молитва сама полилась из моих уст. «О Мария, прошу тебя, дай мне силы бросить Тима. Вот чего я хочу! Уйти от него. Прямо сейчас. Я так устала быть грешницей».
Но тут во мне заговорила злая фея: «Кому ты причиняешь всем этим вред?»
«Ну, есть же все-таки Долли», – ответила я.
Она расхохоталась.
А я все время лгу. Живу двойной жизнью.
«Послушай. Ты хорошо зарабатываешь, сама себе босс, и никогда у тебя не было работы лучше этой».
«Это верно».
После своей свадьбы с Джоном Ларни Роза ушла из студии, а я набрала персонал из трех девушек, которые делали выкройки по моим эскизам и шили образцы платьев. Я сидела в студии и рисовала, что-то мурлыкая себе под нос, а мой карандаш порхал над бумагой, вырисовывая юбки и блузки и добавляя всяческие оборки и перья.
Нужно сказать, когда я начала встречаться с Тимом, семье стало легче общаться со мной. Я продолжала жить у нас в Хиллоке. Если бы я сняла отдельную квартиру, как бабушка Майра, это вызвало бы пересуды, а мне было важно не провоцировать никаких подозрений. Мы, Келли, были далеко не единственной семьей в Бриджпорте, в которой стареющие братья и сестры жили вместе.
«Десять розариев!» – с ужасом подумала я. Буду читать их в трамвае, пообещала я Пресвятой Деве. Тут слишком тихо, но слишком много разных голосов.
Я встала и вдруг заметила пристроенный на ограждении алтаря ящичек с надписью «Прошения». Рядом лежала стопка листов бумаги и карандаш на нитке.
Прошения. Но что бы мне такого попросить? Я вспомнила, что у Сестер из школы Святого Ксавье было универсальное решение для этого. «Молись об особом желании», – говорили они. Вот я и написала на бумаге: «Особое желание», – после чего сунула ее в щель ящика. Я и
