Стараясь побороть страх и не быть предметом насмешек, тихо произнесла:
— В кабинете.
Улыбаться мужчина перестал. Поднялся с кресла, махнул тем, что стояли у двери. Трое вышли из комнаты, а этот, прежде чем уйти, с намёком бросил:
— Вы тут пока можете… полюбезничать.
Его слова показались гадкими и ядовитыми. Хотя почему же показались? Они такими и были, ими он пытался задеть намеренно.
Передёрнула плечами, желая стряхнуть с себя неприятное впечатление.
— Как пожелаете, ваше величество! — покорно произнёс Дакар, и я беззвучно охнула, чем заслужила ещё одну ухмылку… короля?
Вот этот молодой человек — король?
Когда за ним закрылась дверь, обернулась, поймав потемневший взгляд:
— Не бойся, он тебя не тронет, — Дакар понял мой вопрос без слов.
Не тронут… Но что они здесь делают?
— Пойдём, — он потянул меня к кровати, посадил на мягкий матрас. Сам отошёл к тумбочке, из которой достал чистые тряпки и флакон с какой-то жидкостью, а ещё чудодейственный порошок.
Хотелось спросить обо всём сразу — и в то же время промолчать, чтобы не услышать какой-нибудь страшной правды. Дакар избавил меня от метаний, заговорив первым:
— Почему ты вернулась?
Он не смотрел на меня. Надорвал сильнее ткань платья, отчего я вздрогнула, налил жидкости из флакона на сложенную в несколько слоёв ткань и осторожно приложил к ране. Хотя это даже раной назвать сложно, так, самая обычная царапина. А я ведь была уверена, что удар выйдет сильным, и в живых точно не останусь. Рада, что ошиблась.
Но его вопрос показался абсурдным. Как я могла уехать? И бросить его на верную смерть? Ведь те люди… Они сбежали, только увидев тот злосчастный камень, который после отобрали стражники.
— Потому что, — запнулась, подбирая слова, — не смогла поступить иначе?
Вышло так, будто я спросила его об этом.
Но точно сформулировать то, что казалось очевидным, не получилось.
— И только? — посмотрел на меня снизу вверх, пытаясь найти ответ во взгляде.
Нужно ответить, но я медлила. Теряясь от чувств, что даже для меня стали открытием, от мыслей и от осознания — этот человек слишком дорог мне, чтобы отмахнуться ничего не значащим «не смогла поступить иначе».
Не это причина моего поступка, а…
— Ты очень дорог мне.
— Насколько? — сдавленный шёпот и гулкое биение сердца — его и моего тоже.
— Настолько, что без тебя невозможно жить.
И ведь не соврала. Как можно жить без того, кто впервые за девятнадцать лет не отмахнулся от меня, как от назойливой мухи? Не улыбнулся рассеянной улыбкой и не бросил в ответ на важные вопросы ничего не значащее «потом»? Возможно, будь у меня хоть кто-то рядом, не здесь и сейчас, а всегда, я не оценила бы этого человека, который и человек-то только отчасти. Но у меня не было никого. Я всегда чувствовала себя одиноко, предоставлена сама себе и миру — негостеприимному и равнодушному.
Суровое лицо разгладилось, со лба исчезла вертикальная складка, из глаз пропала суровость и холодность.
— Я думал, что умру, когда очнулся и не увидел тебя.
Прикрыла глаза, сдерживая слёзы. Если сейчас расплачусь, то попросту не смогу успокоиться. Этот день вышел слишком насыщенным для одной меня. Но пожаловаться и высказать всё стало необходимостью.
— Они обвинили меня и хотели сжечь.
Дакар сел рядом, перетянув к себе на колени. Так уютно. По-настоящему уютно, словно я вернулась домой.
— Я не сказала тебе правду, хотя должна была. Она дала мне камень, они подумали, что я отступница. Потом портал.
Слова лились потоком. Сбивчивая цепочка событий, которая яркими вспышками мелькала перед глазами. И костры — высокие, яркие, пышущие жаром. Порталы и падения. Открывшиеся тайны, которые я бы предпочла не знать. Никогда.
Чем больше говорила, тем сильнее жгло в груди. Словно кислоты плеснули, и она разъедает кожу всё сильнее и сильнее. Под конец я выдохлась, всё бормотала что-то, но сама не могла понять, что именно. Это продолжалось бы бесконечно долго, если бы Дакар не обхватил моё лицо ладонями и не поцеловал бы, вытесняя сумбурные мысли.
Оторвался он лишь только тогда, когда мы оба отчаянно нуждались в глотке воздуха.
Пытаясь унять стук сердца, смотрела в его глаза, а он улыбнулся, открыто и тепло произнёс:
— У тебя красивый голос.
Вряд ли я ожидала услышать такое признание. И мне почему-то показалось, что он намеренно не желал касаться животрепещущих тем. Но вместо улыбки прошептала самую главную новость, в которую сама до сих пор так и не поверила:
— Она сказала, что я её дочь.
Пауза затянулась, так что я успела пожалеть о сказанном. Но, наконец, Дакар произнёс:
— Думаешь, она говорит правду?
— Не знаю, — выдохнула с мучительным стоном. — Она ушла, когда мне было девять, а сейчас… — вспомнила сморщенное лицо, обтянутое дряблой кожей, — она выглядит как древняя старуха.
Но дело не только во внешности… Я не узнала её голос, и прикосновения казались совершенно чужими. Хотя, по сути, эта женщина, даже если и приходится мне матерью, всё равно чужая.
А как иначе? Она ушла тогда, с лёгкостью вычеркнув из жизни нас с отцом, и забота, что проснулась сейчас, неуместна. Но вопреки доводам разума и логике, даже той самой гордости, я готова была вернуться в тот дом и… Спасти её? Тряхнула головой, прогоняя неуместные мысли. Она знала этот мир лучше меня, а Эдар… Его скоро поймают, и он не сможет никому причинить время. По крайней мере, я очень на это надеялась.
Между нами снова повисла тишина, а Дакар сильнее прижал к себе и тихо спросил:
— Эдар… он ничего не сделал тебе?
Я всё же не выдержала. Хмыкнула.
— А ведь он мой брат…
Затряслась от смеха, больше напоминающего истерику. Уму непостижимо, глупость за глупостью. Отец-экспериментатор, мать-кукушка и полоумный братец. Идеальная семейка, ничего не скажешь.
— Кто?
— Эдар, — всё ещё всхлипывая, выдавила я.
