На ничейных землях по-прежнему рос шиполист, мариниха, одноцветка и другая трава, жившая здесь до людей. Но с востока и запада на них уверенно наступали земные растения, расползаясь зеленым пятном по континенту. Во всяком случае, тополиная аллея в Скагаранском Халифате никого не удивляет.
Молодые березы были верным признаком того, что мы приближаемся к Первому. Там, на родине, они были вынуждены бороться за существование. Девять месяцев в году на родной планете человечества царит зима – время, когда все покрывается снегом, а температура падает до минус сорока градусов. Так что немудрено, что пришельцы вытеснили изнеженные местные растения, живущие в стране вечного лета.
– Мужики, смотрите, какое чудо: голубое облако! – воскликнул один из пассажиров.
– Это не облако. Это медузы, – пояснил Брагин.
– Кто?
– Медузы. Летающие медузы. Очень неприятные твари, которые очень любят есть людей.
– А они в поезд не проберутся? – забеспокоился я, с интересом разглядывая облако.
– Не должны, – не очень уверенно ответил капитан.
Вокруг вовсю буйствовала зелень растительности. Дикие места. Было заметно, что человек сюда не забредал очень давно. Однако между шпал и на насыпи травы почти не было. Это говорило о том, что железной дорогой регулярно пользовались, за ней ухаживали. Значит, Первый не необитаем!
Позади остался разрушенный временем завод, отданный природе на откуп. С завидной частотой попадались крошечные однотипные постройки, кажется, это были убежища от медуз, построенные первыми поселенцами. Когда мы проезжали станцию у деревни, уже совсем стемнело. Включать прожектор мы не решились. Но, судя по тому, что от станции остался один перрон, сама деревня тоже слабо сохранилась.
Я впервые ощутил, что такое – благоговейный трепет. Именно его я испытывал. Ведь это – не просто место, где когда-то жили люди. Это место, откуда есть пошло человечество на этой планете вообще! Кусочек оригинала Земли. Той, Старой Земли!
Конечно, пусть и развалины – но и их хотелось осмотреть, пощупать. Потому как это даже не развалины, а нечто большее – руины! Останавливали меня две вещи: медузы и война. Причем, в большей степени именно медузы. Про них рассказывали совершенно жуткие вещи, которые опробовать на себе я желанием не горел. Война могла и подождать.
При всем при этом – я понимал, что оказался здесь в первый и последний раз. Если я и выживу, если мы и умудримся отбросить скагов, и еще более серьезного… не противника, этот термин был бы не совсем корректным, хотя весьма точным. Скажем, соперника – НАШ. Даже при таком раскладе я отдавал себе отчет – я точно не попрусь в такую даль, сколь бы древними не были эти руины и какое бы значения для всего рода людского они имели. Впрочем, до всего этого надо бы еще остаться в живых, а эта затея очень сомнительна.
Собственно, по этой причине я и завидовал каторжникам. Их жизненной силе. Эти исхудавшие, изможденные люди просто излучали энергию. Убийцы, грабители, насильники? Да! Отбросы общества, которым глубоко насрать и на общество в частности и на человечество вообще. Они сейчас здесь не для того, чтобы отстоять что-то великое, а для того, чтобы добиться своих целей. В мировом масштабе, вообще – мизерные. Спасение человечества, пусть и его части, для них всего лишь шаг, промежуточная цель на пути к чему-то в их понимании в самом деле важного – горячей ванны, шлюхе или бутылке водки. Они даже умудрялись отпускать шуточки типа:
– Мужики, а ведь я сегодня освобождаюсь! Как думаете, когда все закончится – мне придется доработать на каторге недостающие дни?
Интересно складывается жизнь, загибая такие повороты, что предвидеть их совершенно невозможно.
Капитан остановил поезд. Полная луна светила так ярко, что после двух недель Невидимого Солнца другого освещения и не было нужно. Казалось, светло, как днем. Урал и Челяба только поднимались над горизонтом. И в лунном свете ветер колыхал ветви деревьев. Пахло свежестью. И морем.
– Какая круглая луна, – заметил я.
– А мне полная луна всегда напоминала жопу, – ответил Брагин.
– Луна? – усмехнулся я. – Жопу? Это с какого перепугу?
– Это если смотреть изнутри, – пояснил каторжник.
Все рассмеялись. В нашем положении такое сравнение как нельзя более актуально.
– Вон там, дальше по рельсам, – бывший военный указал на расселину в скалах. – Как раз и находится и Первый, и научная станция.
– Так чего ждем? – спросил один из охранников. – Вперед!
– Идти без разведки – глупо, – возразил каторжник. – Кто его знает, кто там теперь?
– Абсолютно согласен, – кивнул я.
– Нужны добровольцы. Нос, – позвал капитан. – Ты же, кажется, домушником был?
– Точно так, мой генерал, – подтвердил один из арестантов. – Обчищал хаты и уходил так тихо, что терпилы спали сладким сном до самого утра.
– Монетка, а ты – карманником?
– В совершенстве освоил профессию в институте Воровского, на факультете карманной тяги, – растянулся в улыбке второй.
– Вот и добровольцы назначены… давайте в разведку. Вы оба. Если не вернетесь через час… а у кого-нибудь есть часы?
– У меня – нет, – с сожалением признался я. – А у вас?
– Зачем каторжнику часы? – пожал плечами Монетка. – Нам календаря хватало.
Шутка, конечно, многим показалась смешной, но не своевременной. Решили воспользоваться часами, данными природой – ориентироваться по лунам. Кто-то сказал, что Челяба за час как раз пройдет четверть пути по небосводу. Поверили на слово. Это час каторжникам на вылазку и дали. Если они не вернутся – мы уходим. Куда? А по рельсам тут одна дорога…
Бандиты скрылись в ночи. Настолько бесшумно, что через секунду я уже не мог определить их местонахождение. Даже не качалась листва на ветвях деревьев. Началось томительное ожидание. Самое нервное дело. Лучше десять раз самому сходить в разведку, чем сидеть и ждать. Лишь благодаря годам в патрульной службе, приучающей к вынужденному бездействию, я еще как-то терпел.
– Плохо дело, босс, – вынырнул из ночи Нос.
Он подкрался так тихо, и появился так неожиданно, что я едва не
