Блистательным разгромом превосходящих сил Речи Посполитой под Смоленском в 1605 году он уже успел привлечь внимание к своей персоне. Сейчас в его ставке присутствовал один наблюдатель от австрийских Габсбургов, один от французских Валуа, один от английских Стюартов и один от датских Ольденбургов. Приличная такая делегация официальных наблюдателей, которых государь держал компактно и позволял на все смотреть только издалека.
Конечно, имелся определенный риск утечки его армейских ноу-хау. Но после серии бесед с этими людьми он успокоился. Чтобы многое понять по одним только внешним признакам, требовалось иметь и ум отточенный, и кругозор широкий, и образование должное. Таких людей в XVI–XVII веках было совсем немного. Считай, единицы. Да и первое внимание серьезных игроков не означало уважение. Их заинтересовал этот забавный зверек из дикой Московии. Хотелось о нем послушать. Вот и заслали глаза с ушами далеко не самые компетентные. Но от них и требовалось немного. Посмотреть, послушать, подтвердить факт побед или поражений и характер оных. Ну и так далее.
Можно было бы их убрать из ставки, да и из армии в целом. Но зачем? Лучше таких людей держать к себе как можно ближе, поясняя нужные моменты. А то еще навыдумывают чего ненужного. Да и контролировать слив информации проще. А то ведь уберешь этих — так постараются с другой стороны залезть. И не факт, что получится в этом случае их отследить вовремя.
Кроме того, Дмитрию было очень важно, чтобы слава о его победах стала греметь по всей Европе. Изучение им истории заставило пересмотреть многие «детские глупости» либерально-демократического толка. Да и гнет крови в самом XVII веке многому и быстро учил. Так, например, он стал убежденным сторонником силы, как главного аргумента дипломатии. К чьим словам скорее прислушаются? Бедолаги, которого бьют все кому не лень? Или, может, того, кто гоняет ссаными тряпками армии своих соседей, невзирая на численное превосходство? Очевидно, что в первом случае все серьезные игроки будут стараться диктовать свои условия, игнорируя что-то там пищащий голос недостойного. А во втором — пытаться договариваться и вести диалог. Ибо огрести по горбу никому не захочется. Что-то в духе старой концепции, возникшей на заре США, когда демократию трактовали как договоренность между хорошо вооруженными джентльменами. Потому что если ты вооружен плохо или вообще никак, то и не джентльмен вовсе. О чем с тобой вообще можно говорить? Раб. Туземец. Иными словами, тот, кому можно без зазрения совести указывать, что делать, подспудно испытывая сомнения в человеческой природе и наличии души.
Тем временем полевая батарея «Единорогов», пользуясь обстоятельствами, открыла огонь по артиллерийским позициям шведов. Те стояли открыто и представляли довольно вкусную мишень. Картечные гранаты стали мерно вспухать белыми облачками, осыпая все вокруг готовыми поражающими элементами и осколками. Но били без лишней спешки и насилия над стволами орудий. Тут ведь главное что? Правильно. Потренироваться в полигонных условиях. Хороший угол возвышения 12-фунтовых полевых «Единорогов» позволял им кидать снаряды вдвое дальше шведов. Да, рассеивание получалось значительным. Так и что? По мнению Дмитрия, лучше больше пороху пожечь, чем легионеров. Кроме того, работа на таких дистанциях позволяла получить очень неплохой опыт самим артиллеристам. Ну и уточнить баллистические таблицы.
А идущая в атаку пехота…
Ее не трогали.
— Красиво идут, — отметил Дмитрий, наблюдая в свою зрительную трубу. Ту, которая с оптикой из XXI века, но сделанная под старину.
— Ваше Величество хорошо видит шведов? — удивился полуофициальный представитель Габсбургов. Его «зрительное устройство» было весьма паршивого качества, притом небольшое, что в условиях той технологии производства давало малое увеличение.
Дмитрий молча протянул ему свою зрительную трубу.
— О! — воскликнул цезарец, привлекая к себе внимание остальных иностранных наблюдателей. И зрительная труба государя императора прошла по их рукам, собирая восхищенные отзывы.
Но вот шведские пехотные «коробки» дошли до отметки сто пятьдесят метров[54], пересекая заранее выставленные унтерами яркие цветные флажки.
Бах! Бах! Бах!
Бегло ударило тридцать шесть стволов 3-фунтовых полковых «Единорогов» дальней картечью.
И следом по первому ряду пехотных шеренг пробежал треск ружейного залпа. Калиброванные, полированные и укрепленные цементацией каналы стволов ружей вкупе с компрессионной пулей позволили не только изрядно увеличить дальность боя, но и повысить точность, а главное — снизить навеску пороха. Ведь обтюрация оказывалась много лучше прежней. Поэтому те девятьсот выстрелов, что дала первая шеренга, не только смогли уверенно достать крупные мишени шведских пехотных «коробок», но и не сильно надымили.
А дальше началось то, что очень любил Фридрих Прусский: массирование огня посредством выучки личного состава. Конечно, совсем уж выдающихся результатов показать не удалось, но по три выстрела в минуту каждый стрелок-легионер делал. Да при чередовании трех шеренг. Выходило по 9 залпов на фронт построения в минуту. Для 1607 года — что-то невероятное! Подобного уровня естественным путем достигли лишь к концу XVIII века, да и то не во всех армиях. Огонька добавляла и полковая артиллерия, все тридцать шесть стволов которой «жгли» на пределе выучки своих расчетов — по шесть унитарно-картузных[55] выстрелов в минуту.
Совокупно — натуральный ураган! Огненный шторм, ударивший своим шквалистым порывом в противника.
Восемнадцать тысяч шведских пехотинцев двигались в плотных «коробках», не позволяющих идти быстрее медленного шага. Пикинеры, аркебузиры и мушкетеры. Этакий облегченный вариант испанской терции, подобный тому, что вывел под Смоленск сам Дмитрий. Ее минус — плотное построение и медлительность. Кавалерией не опрокинешь, да и вообще — очень крепкая штука. Но двигаться быстрее полуметра-метра в секунду она не могла.
Минута ураганного огня! Но боевые порядки шведской пехоты даже на полсотни метров не продвинулись. Да и то — первая линия посыпалась. А вторая с ходу влетела в эту «россыпь» бегущую и завязла…
Шведская пехота была эшелонирована на три линии таких коробок. Поэтому в момент открытия огня она вся оказалась в зоне уверенного поражения. Собственно, для этого Дмитрий и подпускал их на сто пятьдесят метров. Дальше — хуже. Она смешалась и стала одной большой общей мишенью.
Но мы отвлеклись.
Первая линия коробок рассыпалась меньше чем за минуту. Слишком уж губительным был огонь. Частью пала, частью беспорядочно побежала, с ходу врезавшись и замедлив продвижение второй и третьей линии.
Началась толчея. Прямо в зоне уверенного поражения легионеров и полковых «Единорогов».
Что может быть лучше?
Минута. Вторая. Третья.
И общая толпа шведской пехоты, совершенно растеряв остатки порядка, бросилась бежать, стремясь выйти из-под столь губительного огня.
— Петр, — произнес Дмитрий, привлекая его внимание. — Бери гусар и имитируй атаку на бегущую пехоту. Постараемся
