— Каким таким Иваном?
— Это тем, прах которого в Архангельском соборе лежит. Их же уже не опознать. А по возрасту они должны быть схожими. Он его если и моложе, то не сильно. Пятьдесят три или сорок два? Учитывая, что жизнь Болотникова била сильнее, он выглядит старше своих лет.
— Странно… Почему так считает Василий?
— Это не он считает. Он просто заинтересовался озвученными мной слухами. До Москвы доходят настроения в армии Болотникова. Там эта версия имеет немалую популярность.
— Да уж, — покачал головой Дмитрий. — Все чудесатей и чудесатей.
— Я перевела Василия на обычное послушание, вместо того строгого, на которое ты его посадил.
— Зачем?
— Его мать просила. Да и он раскаялся.
— А если серьезно?
— Ты же сам говорил, что его смерть станет поводом для появления самозванца. Зачем нам это? Этот — вот он. Вполне спокойный. Чем дольше он проживет, тем лучше.
— Хорошо, — кивнул после долгой паузы Государь. — Ладно. Возвращаемся к нашим баранам. Сколько их там набежит? Выяснить удалось?
— Этого никто не знает, — грустно произнес Мстиславский. — Степь, она такая. Даже когда придут — толком не поймешь. Мешанина сплошная. Только трупы потом по головам считать.
— А Ахмед чем-то конкретным поддержал этот поход? Или ограничился добрыми словами?
— Он выделил полсотни пушек и пару тысяч янычар, — произнесла Марина. — Это не точно и со слов посла австрийских Габсбургов.
— Отлично! Просто отлично! — раздраженно воскликнул Дмитрий, вскочил и начал вышагивать по комнате. — А Персия, случаем, ради такого дела перемирия с османами заключить не хочет? Ну, чтобы поучаствовать на этом празднике жизни.
— Отец писал…
— Что? — напрягся государь.
— У него сложно с деньгами, но в прошлом и позапрошлом году татары ходили в большие набеги на Малую Польшу. Много недовольных. Ему удалось верстать под твою руку четыре хоругви гусар. С недели на неделю должны прибыть. Денег им дал только на дорогу, обещая, что ты их поставишь на довольствие.
— Неплохо, — чуть подумав, произнес Дмитрий. — Поставлю. Хотя, боюсь, там будут самые бедные. А значит, без доброго доспеха и оружия.
— Так и есть. Но у тебя большие трофеи. Приведешь их под свою руку. Примешь клятву. Да снарядишь из взятого на шпагу. Порядка промеж них мало, но все одно — это гусары. Лишними они не будут.
— Не будут. Сколько их там? Жидкие хоругви?
— Сотен пять совокупно.
— Хм. Нормально. Кто-нибудь начал собирать поместное ополчение? Справиться одним легионом будет очень сложно. Врага может быть от пятидесяти до ста и более тысяч. Не предугадаешь.
— Я начал, — тихо произнес Мстиславский.
— И что?
— Плохо все. Кто-то явно воду мутит. Сейчас мы можем рассчитывать на тысячу, максимум две. Да больше все из бедных. У большинства же проблемы внезапные появились. Кто брата поехал хоронить, кто свата, кто еще кого. В неизвестном направлении. Со стрельцами чуть лучше. От десяти тысяч по реестру в Москве сейчас стоит тысяч семь. Я уже послал за тверскими да владимирскими и прочими. Но и их будет немного. Тысячи три-четыре. Вероятно, оттуда еще несколько сотен поместных подойдет.
— Когда сбор?
— В середине будущего месяца. Как хляби застынут.
— Немецкие роты?
— Эти здесь. Жалованье им платят исправно. Так и они в ус не дуют. Четыре роты по две сотни бойцов. На каждую по полторы сотни пикинеров и полсотни стрелков.
— Резервные артиллерийские команды?
— Две готовы. Под них две батареи 3-фунтовых «Единорогов» справили, пока ты в походе был. Учатся помаленьку. Картечью уже добро бьют, но гранат пока боятся.
— Гранат, кстати, — заметила Марина, — наделали изрядное количество. Что простых, что картечных.
— На оба калибра?
— На оба, — кивнула она. — Андрей говорит, скорее «Единороги» развалятся, чем удастся их все пожечь.
— Кстати, про развалятся… — произнес Дмитрий и, потерев виски, быстрым шагом вернулся в кресло за столом.
Ситуация вырисовывалась, в принципе, терпимая. Да, степняков очень много. Но и воины они плохие. Отбиться можно. Осталось понять, когда и как они пойдут. И готовиться, как следует готовиться, не тратя ни минуты попусту…
Глава 2
29 ноября 1607 года, Москва
Продвижение противника, новости о котором присылались голубиной почтой, отмечали на большой эрзац-карте, нарисованной мелом на стене. С помощью флажков трех видов: татары, османы и казаки. Где кого заметили, там такой флажок и ставили[69]. И чем ближе подходил враг, тем ярче становилась картинка: войска идут двумя колоннами.
Западная колонна держала путь на Серпухов, восточная — на Коломну. Где конкретно находились османы — не понять. Они засветились только единожды, да и то — в районе Воронежа. А вот то, что в восточной колонне было много казаков, очевидно.
— Думаю, — произнес Мстиславский, — Герай с Болотниковым что-то не поделили. Вот и идут разными армиями.
— А чего тогда с Болотниковым идут не только казаки? Вон сколько татар мелькает.
— Так не все татары готовы Гераю служить. Не всех он устраивает. Да и Большая орда ногаев, судя по всему, не захотела под Гераеву руку становиться.
— А османы, значит, вот тут идут, с крымчаками… — постучал пальцем император по зоне движения западной колонны.
— Значит, там, — согласился Мстиславский. — Вряд ли они пошли бы под руку разбойника…
Поколебавшись еще немного, решили выступать противнику навстречу. Двумя корпусами. Дмитрий должен был повести свой легион под Серпухов, где встретить Герая с османами. А Мстиславский — остальное войско под Коломну, так как армия Болотникова выглядела менее грозной и опасной.
Дмитрия довольно сильно волновал сам факт разделения войск. Но он позволил себя уговорить Андрею Голицыну, Ивану Романову, Федору Шереметьеву и прочим. Да и Мстиславский не возражал. Все хором говорили, что, дескать, татары не будут сильно упорствовать. А потому, столкнувшись с заслонами, постоят, да и уйдут. А стрельцы в обороне сильны. Скрепят сани, засядут за них, и просто так уже не возьмешь. Зато предместья Москвы удастся сохранить. Да и вообще — несмотря на удручающие новости, они не рассчитывали увидеть под столицей совокупно больше сорока тысяч. Дескать, разгром при Молодях подорвал силы Крымского ханства.
Почему нет? Если все советники в один голос это говорили, то можно и послушать. Тем более что против степи сам Дмитрий никогда не воевал. Мало того, так и вопросом интересовался этим только в общих чертах. Тем более что в историографии XX–XXI веков действительно встречались мнения, что битва при Молодях подорвала силы крымчаков.
Однако эти благостные заверения не остановили Дмитрия в стремлении всецело усилить войско Мстиславского.
Девять тысяч стрельцов, две тысячи поместного ополчения и пять сотен крылатых гусаров из бедноты. Они изрядно пощипали обширные трофеи императора. Но государь не жадничал. Каждый стрелец, помещик и гусар получил свою кирасу и шлем. А стрельцы еще и новые добрые аркебузы вместо пищалей, большей частью
