настоящему хорошие карты и она начинала повышать ставки, все отчего-то уверяли себя и друг друга, что она блефует, имея на руках в лучшем случае две пары. В выигрыше в результате оказывалась только она.
Впрочем, Ларри, как выяснилось, стал чуть ли не первым человеком, которого не одурачивали ее интонации. Он играл здорово и довольно рисково, каким-то неясным чутьем распознавая чужой блеф. Саманта быстро убедилась: им всем крупно повезло, что они сговорились повышать ставки не более чем на четверть доллара, – играй они по-крупному, Ларри за вечер при удачном стечении обстоятельств мог бы оставить их всех без штанов. Похоже, Серхио считал так же: Саманта поняла это после нескольких выразительных взглядов, которыми они обменялись, потеряв на двоих всего за полчаса долларов пять. Игра приобрела неожиданную остроту, но лишилась привычной домашней уютности – этим вечером она протекала в натянутом молчании. Серхио и Саманта поначалу не решались его нарушить, раздумывая, с какой стороны подъехать к неприступному новичку, а Оскар, единственный человек, который сумел бы сделать это довольно легко (на правах общего знакомого и связующего звена), похоже, даже не ощущал звенящей в воздухе натянутости, по обыкновению, полностью погрузившись в игру. Отдельные непременные реплики-комментарии по ходу дела не только не разряжали обстановку, но, напротив, нагнетали напряжение, превращая приятнейший и всегда непринужденный процесс в какую-то обязательную повинность. Наконец Серхио не выдержал:
– Скажите, Ларри, а что такое архитектурный ордер?
От неожиданности Ларри чуть не выронил карты. Несколько секунд он молчал, глядя на Серхио исподлобья и, очевидно, размышляя, не издевается ли над ним этот кучерявый весельчак и стоит ли отвечать всерь–ез. Он открыл рот:
– Ордер – это определенное сочетание несущих и несомых частей стоечно-балочной конструкции, их структура.
– Браво, – негромко проговорила Саманта. – Коротко и, главное, абсолютно ясно. Серхио, твое любопытство удовлетворено?
– О да. Особенно если учесть, что я ничего не понял.
– Я могу объяснить более доступно, – протянул Ларри немного виновато. Похоже, он тоже ощутил, что поддевать Серхио – все равно что издеваться над беспомощным ребенком.
– Да не стоит, выйдет только хуже – тогда я почувствую себя еще более необразованным олухом… Не пытайтесь сделать доброе дело, Ларри, в данном случае это бесперспективно: по большому счету я настоящий невежда. – Серхио мило улыбнулся, давая понять, что в действительности его мнение о самом себе несколько иное. – И кстати, о глобальном вреде добрых дел. Вы знаете, как Оскар лет двадцать назад ухаживал за одной молоденькой особой и чем все это кончилось?
Периодически Серхио овладевал нестерпимый позыв исторгнуть какую-нибудь ветхозаветную историю, и он, чтобы внести в нее свежую струю и привлечь внимание слушателей, неизменно утверждал, что главным героем этой истории якобы является Оскар. Тот нимало не обижался, снисходительно вы–слушивал байку вместе со всеми и даже оставался доволен. Обычно Саманта решительно протестовала, когда Серхио заводил очередное повествование, но сейчас это было даже кстати – во всяком случае, она, сопровождая его рассказ остроумными репликами и ироническими улыбками, могла бы произвести должное впечатление на вновь прибывшего.
– А ты откуда это знаешь, барашек? – поинтересовалась она, мешая карты. – Ты ведь двадцать лет назад был еще маленьким кудрявеньким ягненком.
– Да он сам мне рассказал! Правда, Оскар?
Оскар смазанно улыбнулся и сделал неопределенное движение плечами, которое можно было истолковать и как «ну рассказал, что ж тут такого?», и как «да пусть Серхио подурачится, что с него возьмешь».
– Так вот, Оскар уже двадцать лет назад был таким же солидным и степенным, как сейчас. Только волос у него было побольше. И вот он начал приударять за одной симпатичной девушкой. И, будучи человеком серьезным и основательным, принялся регулярно посылать своей возлюбленной букеты алых роз, которые заказывал всегда в одном и том же магазине. Однажды девушка сообщает нашему дорогому другу, что завтра у нее день рождения. Ей исполняется двадцать пять лет, по этому поводу намечается семейное торжество, и она приглашает Оскара – возможно, даже в качестве жениха: точно не знаю, а врать не буду. Окрыленный Оскар, подогреваемый любовью, несется в уже знакомый магазин, заказывает букет из двадцати пяти роз и просит наутро доставить это чудо флористики девушке. И прикладывает открытку со словами: «Здесь столько цветов, сколько тебе годов». Или такими: «Розы могут увять, а тебе этих лет не дать»… В общем, что-то в подобном роде – ну, вы меня поняли.
А хозяин магазина, который наварил на оскаров–ских розах уже кругленькую сумму, решил сделать своему постоянному клиенту приятное. «Этот молодой человек настолько выгодный покупатель, что я могу дать ему своеобразную скидку. Положу-ка я в букет на десять цветков больше. И совершенно бесплатно!» – подумал он. Так и сделал. Надеюсь, вы понимаете, что когда разряженный Оскар в галстуке-бабочке и новых ботинках позвонил в дверь к имениннице, его даже не пустили на порог и настоятельно попросили больше не беспокоить… Вот такая грустная история о печальных последствиях добрых дел. Я все рассказал верно, Оскар?
Кивок Оскара мог означать как «приблизительно верно», так и «да я вообще тебя не слушал». Саманта уже открыла рот, собираясь изречь какой-нибудь саркастический комментарий, но в этот момент у Ларри зазвонил мобильник.
– Прошу прощения, – пробормотал Ларри, аккуратно кладя карты на стол рубашкой вверх.
Судя по всему, он ждал этого звонка. Во всяком случае, сразу вытащил из кармана блокнот, толстый простой карандаш и, почти не подавая реплик, а лишь понимающе мыча, принялся торопливо записывать какие-то цифры на свободном листке. Что ж, момент был упущен, и блеснуть остроумием не удалось: возвращаться к анекдоту о розах по прошествии времени было бы попросту глупо. Вскоре внимание Саманты привлек карандаш: на нем что-то было нарисовано, но она не могла разглядеть, что именно. Дождавшись, когда Ларри закончит разговор, Саманта ненавязчиво протянула руку.
– Вы позволите?
Ларри посмотрел на нее, как на улитку, испортившую своим видом и основательным присутствием свежий лист салата, однако немедленно положил карандаш на стол и слегка подтолкнул его по направлению к Саманте. Это воспринялось так, словно он принципиально желает избежать гипотетической возможности соприкосновения пальцев, могущего произойти в момент передачи предмета из рук в руки. Проигнорировав этот взгляд и неприятную осмотрительность, Саманта окинула взглядом карандаш. На нем характерными штрихами были утрированно изображены комические фигурки Дон Кихота и Санчо Пансы.
– Неужели это рисунок Пикассо?
– Совершенно точно. Это сувенирный карандаш, он привезен из Барселоны. Там музей Пикассо.
– Я знала одного человека, – задумчиво произнесла Саманта, – у которого полдома было заставлено сувенирами из разных стран. В том числе из Испании. Он привез изумительную картину: пейзаж с алыми маками. Она просто дышала сухой жарой, песком, горячим ветром, кипарисами… И еще этот человек очень любил гаспаччо…
Последние слова Саманта проговорила уже немного сомнамбулически, не столько сообщая сей факт другим, сколько эхом отвечая собственным, чуть всколыхнувшимся под густым слоем серого пепла воспоминаниям. Но тут же заставила себя встряхнуться и включить угасший было взгляд.
– Вы, Ларри, пробовали гаспаччо?
Он покачал головой:
– Я никогда не был в Испании. Карандаш привезла мне мама в подарок. Она ездила в Барселону на гастроли.
– На гастроли? Она актриса?
– Оперная певица. Дивной красоты сопрано. Но сейчас она уже закончила сценическую деятельность. Только иногда дает мастер-классы… Может, продолжим игру?
– Разумеется. Держите ваш карандаш.
И Саманта сильным щелчком отправила испанский сувенир через весь стол обратно.
Вряд ли Саманта отдавала себе в этом отчет, но перед следующим походом к
