– Та ладно! Шестерка она. Платила Калине. А как Калину убрали, стала платить разным всяким там. Японец не знает за нее ничего. А сейчас ходят слухи, что платит большевикам. С ними связалась. Я сама слышала на Привозе.
– Большевикам… – задумчиво повторила Таня, вспомнив революционные прокламации в комнате Дуньки.
Кое-как успокоив Цилю, Таня все-таки послала записку Володе – на адрес редакции (они договорились о такой связи): «Ираида Стеклярова, сводня. Вечером иду в “Якорь”».
Честно говоря, Таня не сомневалась ни секунды, что Володя не поймет записку. Но ей было на это плевать.
Таня толкнула тяжелую дверь, и ей в лицо тут же ударил едкий запах перегара и той характерной смеси, которая свойственна только дешевым кабачкам. Вонь жареного лука, едкой сивухи, застоявшийся под потолком табачный дым, запах большого количества давно не мытых человеческих тел – все это явно не способствовало еде, витало в воздухе и попадало в ноздри как липкая вата, тут же забивая дыхание. Но еда в кабачке была не главной. Здесь много пили – залпом, без разбору, заливая в себя дешевую паленую водку и деревенский самогон как единственную панацею от той жизни, которая поджидала за окном. Жизни тоскливой и тягучей, как надсадный, холодный туман, в который только едкий алкоголь добавлял какие-то живые краски.
Сделав несколько шагов внутрь кабачка, Таня тут же узнала знакомую атмосферу. В глубине ее души появилось даже нечто вроде ностальгии – давным-давно именно в таких вот дешевых кабачках она встречалась с Гекой, сидела с Корнем, когда начиналось все то, что было закончено теперь.
Эти кабачки и далекая романтика криминального мира, затягивающая с головой, бодрящая и бьющая в голову, как глоток молодого вина, эта романтика была жива в ее памяти, обрастая со временем только хорошими, светлыми деталями. Особенно на фоне жестокой ясности того, что мир старой криминальной Одессы с королями Молдаванки, воровским кодексом, уличными законами и своеобразным актерским авантюризмом навсегда ушел в прошлое, а на его место пришел кровавый потоп беспросветной, необъяснимой жестокости, утопивший в этой крови своеобразную красоту и романтизм королей Молдаванки.
Все изменилось, все стало другим, мир менялся так быстро, что было очень сложно успевать за ним. И уходящее прошлое, с каждым днем отступающее все дальше и дальше, причиняло душе Тани физическую боль. Но иногда из прошлого, из памяти всплывали обрывки ценных воспоминаний, проявляясь в душе болезненной ностальгией. Их пробуждала любая незначительная, самая мелкая деталь, как вот, к примеру, неистребимый запах дешевого кабачка.
Тане вдруг показалось, что за одним из столиков сидят Гека и Корень. Гека, взъерошив рукой непослушные волосы, улыбается с такой теплой искринкой в глазах, от которой мгновенно таял любой лед в ее сердце, и сразу появлялась теплота и уверенность. Корень, серьезный, застывший за кружкой пива, с лицом, похожим на маску сомнений, обдумывает очередную воровскую операцию, как настоящий король Молдаванки, чтобы посоветоваться затем с Гекой, со своим братом. И оба так точно вписываются в атмосферу этого кабачка.
Видение было таким ярким, что Таня застыла на месте. Глаза ее наполнились слезами. Она едва не протянула руки к далекому столику возле стены. Но видение прошло быстро. Она очнулась от толчка в плечо, когда кто-то из посетителей случайно задел ее на ходу, и сразу увидела пустой столик в клубах сизого дыма, за которым не было ни Геки, ни Корня. Прошлое осталось в прошлом. Впереди ее ждала жестокая, не предвещающая добра реальность. И Таня, взяв себя в руки, прошла еще немного вперед.
– Эй, красавица, кого ищем? – официант и одновременно хозяин кабачка остановился напротив Тани, с интересом рассматривая ее. Такие элегантные, манерные посетительницы были редкостью в его заведении. Сразу становилось ясно, что здесь такая дамочка не на месте. Ведь специально для встречи со сводней Таня надела красный костюм, купленный за деньги Дуньки-Швабры в самом модном ателье на Дерибасовской. Она давно уже не носила модную, дорогую одежду. Костюм ее преобразил: Таня мгновенно превратилась в элегантную светскую даму – такую, какой была когда-то.
Образ завершали изящные серебряные украшения (позаимствованные в лавке – они достались Тане после какого-то налета) и яркий макияж (еще одна статья расходов). Но игра стоила свеч, и новый образ Тани буквально лишил дара речи хозяина кабачка, заставив его вытянуться в струнку после первой фамильярной реплики.
– Мадам… Простите… не разглядел… Я могу помочь вам, мадам? – склонил он голову.
– Можете, – кивнула Таня, – я ищу Ираиду Стеклярову. Мне сказали, что я могу найти ее здесь.
– Да, конечно… – в волнении хозяин закашлялся и вспомнил старые манеры. – Как доложить?
– Доложите, что ее спрашивает дама в красном. И передайте, что у меня есть для нее привет от общих знакомых. Она поймет.
Хозяин кабачка побежал выполнять поручение, а от Тани стали шарахаться остальные посетители. Она выглядела так, что никто не решался к ней пристать. Таня стояла посреди зала из элементарного чувства брезгливости: столы и стулья в «Якоре» были грязными, и она боялась запачкать свой драгоценный костюм, единственную дорогую и элегантную вещь, которая у нее была.
Хозяин вернулся через пять минут.
– Прошу вас, мадам. Ираида вас ждет.
Он проводил ее в отдельный кабинет, дверь в который была рядом с дверью в кухню. Таня оказалась в тесной клетушке без окна, ярко освещенной керосиновой лампой. За круглым столиком сидела Ираида Стеклярова.
К огромному удивлению Тани, сводня оказалась молодой и очень привлекательной женщиной. Ей не было и сорока. Худощавая, остроносая, с черными как смоль волосами и черными глазами, похожими на спелые терновые ягоды, Ираида Стеклярова была очень похожа на цыганку (а может, и была цыганкой на самом деле). В ушах у нее были массивные золотые серьги, а на груди – бусы из больших красных камней. На ней было черное бархатное платье, больше уместное для прежнего кафе-шантана, чем для нынешнего кабачка.
– Кто прислал тебя? – спросила Ираида, указывая Тане на стул напротив и цепким взглядом обшаривая всю ее фигуру с головы до ног. Увиденным она, похоже, осталась довольна, потому что немного расслабилась.
– Людская молва, – Таня села на стул.
– Ко мне без рекомендации не попадают, – сводня испытующе смотрела на нее.
– Я попала.
Таня с интересом рассматривала татуировку на правой руке Ираиды – черную розу, оплетенную колючей проволокой. Татуировка была большая, яркая, как у восточных женщин, охватывала руку от пальцев почти до локтя – Таня никогда не видела ничего подобного. Это смотрелось одновременно красиво и страшно.
– Любовь в тюрьме, – пояснила сводня, поймав ее взгляд, – большая любовь, на всю жизнь. У тебя была такая?
– Нет.
– Здесь, у меня, любовь не ищут. У меня нет места любви. Ты знаешь?
– Знаю.
– Кто тебя прислал?
– Я слышала о тебе от Дуньки-Швабры, – сказала Таня, пристально вглядываясь в лицо Ираиды, но
