— Ты, сопливая тварь, знаешь, с кем говоришь? — снова завелся Патюк. — Ты говоришь с начальником районной ударной группы ЧК по борьбе с уголовным и политическим бандитизмом! Ты знаешь, что я могу тебя к стенке поставить без всякого суда и следствия за пять минут? Ты кому мозги парить будешь? Я тебя зачем заслал в банду? Искать камни! А ты что творишь?
— Я ищу камни! Дайте мне время, — защищался голос.
— Времени у тебя нет, — хлопнул рукой по столу Патюк. — Я жду до конца недели. А потом... Учти, тварь. Я сделал из тебя Японца. Я тебя и прихлопну, как дохлую муху! Помни это!
Послышалась возня, и Володя в ужасе отскочил от двери, лихорадочно осматриваясь, где бы спрятаться. Дверь в темный кабинет напротив была приоткрыта. Он юркнул туда и тщательно прикрыл ее за собой. То, что он услышал, не было шуткой. Все это несло прямую угрозу его жизни. Сосновский не сомневался, что такое существо, как Патюк, привыкшее безнаказанно вершить судьбы живых людей, не оставит на нем живого места! Он уничтожит его с легкостью, лишь щелкнув пальцами.
Услышав, что из кабинета Патюка вышел какой-то человек, Володя выглянул в щелку, но смог увидеть его лишь со спины. Он разглядел высокого темноволосого мужчину в кожаной тужурке. Ничего примечательного в нем не было. Выждав минут пять, Сосновский вышел и постучал в двери Патюка.
— Чего тебе? — Лицо того было красным, а на столе перед ним стоял стакан, на дне которого, судя по всему, были остатки самогона.
— Переписали всех, — как бы смущаясь, произнес Володя. — Я вот спросить зашел...
— Чего спросить? — громыхнул Патюк, он был явно не в настроении.
— А в банде у Японца у тебя есть кто-то? — перешел Сосновский к делу. — Ну, информатор, который за ним следит? Если Японец бомбу бросил, информатор должен рассказать об этом...
— Может, есть, а может, и нет, — мрачно отрезал Патюк.
— Как это? — Володя сыграл, что не понял.
— Уходи-ка ты домой, не мозоль глаза! — гаркнул, не сдерживаясь, Патюк. Он допил самогон до дна, по-свински рыгнул и вытер губы тыльной стороной ладони.
— Теперь начнется война банд, — сказал Володя, ничуть не смущаясь его хамством, — Одесса захлебнется кровью.
— Да по мне пусть перемочат друг друга, все чище будет! — зло выкрикнул Патюк. — Потому и была бомба, чтоб эти суки перестреляли друг друга!
Володя молча смотрел на него. Что и требовалось доказать.
Утро следующего дня застало Сосновского в небольшой греческой кофейне на Маразлиевской, возле Александровского парка. Напротив него в строгом костюме-тройке, как говорится, при невероятном параде сидел Туча, сейчас больше похожий на разбогатевшего торговца или врача, чем на одного из самых авторитетных бандитов в городе.
— Эдик Шпилевой... — Туча задумчиво возвел очи горé, — Эдик хороший был человек. Достойный. За сейчас таких и не встретишь.
— Про камни мне расскажи. Что за камни брал Японец? — оборвал его Володя.
— Шутишь? — Туча хохотнул. — Да Японец за столько камней взял, шо если за зубы спилить, не войдет ни в один рот! Он король был! А король играл камешками, как подгоревшими головешками.
— Эдик был связан с камнями? — пытал Володя.
— Постой... — Туча задумался, — за одно дело было. Оце вырваные годы! За шкуру соли под такое засыпали... Только то не за Эдик. Додик.
— Додик? — переспросил Володя.
— Додик, — кивнул Туча. — Был у Эдика внучок. Он его вырастил. Тот попросился в банду Японца. А потом провалил все дело. Японец здорово сердился за него, аж зубы шо не стер до башки. За него хвост навел. И за дурь Додика камни-то и спрятал.
— Ты можешь рассказать подробнее за эти камни? — настаивал Сосновский.
— Называли они их «слезы Боженьки». Бриллианты, — вздохнул Туча. — И брали где-то в порту. Их из города хотели вывезти. В деле Японец был, Зайхер Фонарь, Фараон, Багряк да этот вшивый швицер, Додик. Погоня за ними была. И Додик навел на эту погоню. Подробности уже не помню. Но их за выследили. Потому Японец и залег камни.
— Где залег? — не понял Володя.
— На дно. За катакомбы где-то в городе, возле одной из своих хат, — хмыкнул Туча. — А вот где — хай кошки за мозгом шкрябают! Авось дозашкрябаются.
— Значит, камни должны быть еще в тайнике? — переспросил Сосновский.
— А то за как! — подтвердил Туча. — Додик мертв, Зайхер, Фараон мертвы. И Японец... Боженьку ему небесного, хоть он в него и не верил. Да ведь давно позабыли за камни. Шо теперь? И Багряк мертв! Кому до того будет...
— А кто мог за эти камни узнать? — рассуждал вслух Володя.
— Да кто завгодно! — пожал плечами Туча. — Вон Багряк перед делом или за после дела в церковь ходил, грех с души снимать. Может, разболтал все священнику! Он верующий был. — Туча рассмеялся, показывая этим смехом полную невероятность такого предположения. Но Володя не смеялся. В его голове прокручивались разные версии — одна фантастичнее другой. Но ни на одной он не мог остановиться.
— Кто еще знает эту историю, кроме тебя? — прямо спросил он.
— Да всех разве упомнишь? — Туча пожал плечами. — Знаешь, сколько было таких историй? До звезд за небом под Пересыпью! Шарить в них до комы! А ты говоришь...
У Володи был только один выход, и он решил им воспользоваться. А потому на следующий день, для конспирации обмотавшись шарфом, отправился в районный отдел ЧК.
Патюк встретил его безрадостно. Лицо его было более красным, чем обычно, а под глазами пролегли черно-багровые круги. Из разговора охранников в коридоре Володя подслушал, что Патюк пил двое суток подряд, за что и получил выговор от самого высшего начальства. Начальство повелело явиться на работу в любом состоянии, и Патюк выполнил приказ. Но на лицо его было лучше не смотреть.
— А,
