Через минуту Васютин, потирая затекшие руки, был освобожден. Он был доволен. Два револьвера сделают свое, когда будет нужно. Ведь имеется же отсюда какой-нибудь ход. Надо только умело подсидеть мазуриков, когда они будут входить, и дело будет в шляпе.
— Молодец, Павел. Хороший из тебя комсомолец выйдет, — улыбаясь, сказал Васютин.
При свете фонаря он внимательно осмотрел револьверы — все было в порядке.
— Стрелять можешь? — обратился к Павлушке Васютин.
— Нет, ни разу не стрелял.
— Ну вот, брат, теперь научишься — и не в галок или там чучел каких-нибудь, а в самых настоящих врагов советской власти. По этому зверю учиться стрелять — одно удовольствие…
Васютин показал, как надо владеть револьвером. Павлушка быстро понял.
— Только смотри, не бей до смерти — они нам живыми понадобятся, крой лучше в живот, самое мягкое место, если боишься промахнуться, а лучше — в ногу… А теперь пойдем посмотрим, что это за чертово логовище.
Так же, как и Павлушка, Васютин внимательно осмотрел все стены, но выхода не нашел. Он давил и дергал на все выступы, ковырял пальцами малейшие щели, думая таким путем открыть потайной ход, но все безрезультатно. Внимание его задержалось на телефоне.
— С кем это они разговаривают?
— Я слышал, товарищ Васютин, как тут один разговаривал с каким-то Бергом.
Павлушка подробно передал слышанный разговор.
— А это нам тоже на руку. Мы тут такое коленце выкинем, что чертям тошно станет!
Васютин был в восторге от всего этого. Если бы не этот несчастный случай с ним, вряд ли когда-нибудь удалось бы открыть это надежное бандитское убежище.
Пока Васютин внимательно перетряхивал кровать, думая найти еще что-нибудь полезное в их положении, Павлушка заметил в одном из темных углов какой-то серебристый свет. Он храбро направился к нему. Светился он так же, как тогда, когда он был с ребятами в башне на берегу озера — светилось лицо человека, подъехавшего в лодке.
Не спуская глаз с этого светлого пятна, Павлуша уверенно приближался к нему, как вдруг поскользнулся и, дико вскрикнув, полетел вниз в какую-то яму.
Васютин слышал этот крик Павлушки и, сжимая наган, освещая путь фонарем, бросился в ту сторону. Потом он услышал всплеск воды и отдаленное барахтанье.
Фонарь осветил большую яму, в глубине которой тускло поблескивала вода. В этой воде бился Павлуша, безуспешно пытаясь выбраться.
— Держись, Павлуша, держись, — бодряще крикнул ему Васютин и бросился к тому месту, где лежали веревки, которыми он недавно был связан.
Глава XXXV. МЕЧТЫ, МЕЧТЫ…
Вешнев и Зенчиков выехали из Москвы в четверг утром. В утренних золотых сумерках осеннего утра мелькали пригородные московские постройки, тускло поблескивали многочисленные маковки церквей. Неумытая Москва притягивала к себе неотступно — не хотелось ее покидать.
Поезд тарахтел, затыкаясь на частых пригородных стрелках. Вот уже замелькали первые дачи, потянулись в золоте осеннем леса. Было грустно.
Приткнувшись у окна вагона, Вешнев проклинал все на свете.
«Черт меня дернул, — размышлял он, — впутаться в эту проклятую организацию! Спал бы я сейчас, ни о чем не думая, день рабочий прошел бы быстро, а там вечером оперетта, „Зизи“ — тайный кабачок на Басманной…»
Нить его мыслей прерывали знакомые подмосковные места, через которые мчался поезд.
Знакомые картины вызывали старые, еще не зажившие воспоминания, бывшая разгульная жизнь забубенного корнета, никогда не имевшего нужды в деньгах.
«Нет, это хорошо, что я поехал. Я им припомню старое! Будут они помнить корнета Вешнева!»
Замелькали легкие мысли предстоящих удач. Корнет Вешнев стоит во главе широко разросшегося повстанческого движения. С многочисленным войском он идет на Москву, беря один город за другим. Вот уж он под Москвой — и она, белокаменная, приветствует его колокольным звоном. Большевики пали. Вешнев въезжает с многочисленной блестящей свитой в Кремль. Толпы народа приветствуют его. Оркестры гремят туш. Вешнев беспрестанно, ловко гарцуя на английском кровном рысаке, козыряет народу рукой, туго стянутой белой лайковой перчаткой. Гремит несмолкаемое «ура»…
— Ваши документы, товарищи…
От этого голоса Вешнев вздрагивает и бледнеет, как будто этот веселый в строгом шлеме с красной яркой звездой поймал его с поличным.
Вешнев долго шарит по карманам, отыскивая мандат. Мечта недавняя разлетелась в прах.
Вешнев осмотрелся кругом. На верхней полке дремал, устало свесив бывшие подполковничьи усы, Зенчиков.
«Тоже — старая калоша — туда же, восстания делать», — зло подумал, смотря на него, Вешнев.
ТАЙНА ПЕЩЕРЫ
Глава XXXVI. «СВОЯ СВОИХ НЕ ПОЗНАША…»
Поезд стоял в Загорске два часа. На вокзале толпился народ, суетились пассажиры с чайниками, вещевыми мешками, корзинами. Тревожно свистели паровозы, еще более усиливая суету и галдеж.
Заславский после вчерашнего совещания — на даче Рябина близ Загорска — отправлялся в Барановск. Он прекрасно понимал, что наружность в таких конспиративных поездках играет большую роль, поэтому-то он оделся так, чтобы меньше навлечь на себя подозрений. Красноармейский шлем и наган сбоку довершал его военную одежду.
Револьвер у этих красных собак сам говорит за себя.
И действительно, вид у Заславского был боевой — красноармейский, если бы из-под шлема не выглядывало породистое лицо пресыщенного дворянина и если бы не выдавали его чересчур дворянские манеры.
Усевшись в поезде, Заславский осторожно осмотрелся по сторонам: не следит ли кто. В вагоне народу было битком — каждый был занят своим делом — тревогами предстоящей дороги. Заславский успокоился.
«Удастся ли Елене и князю освободить Бронислава? — размышлял под стук колес Заславский. — Жаль, если парень пропадет, таких людей теперь мало…»
Напротив Заславского сидел Вешнев. С того времени, как Заславский сел в их купе в Загорске и Вешнев увидел его лицо, неотступная мысль преследовала его.
«Где я видел его лицо?» — размышлял Вешнев. Перебирая напряженно всех своих знакомых, приобретаемых им в последнее время, и всех своих старых знакомых, Вешнев никак не мог припомнить. Наконец глаза его радостно заблестели.
«Неужели Заславский?» — думал он.
«Какой это морде я так понравился?» — беспокойно в свою очередь думал Заславский, заметив пристальные и частые взгляды Вешнева. Несколько минут он внимательно и незаметно наблюдал за ним и беспокойство его с каждым разом все усиливалось. «Черт! Неужели следят?» — похолодело у Заславского в груди.
«Нет, это не Заславский, — рассуждал про себя Вешнев. — Чтобы этот гордый дворянин надел такую пакостную форму!.. Не-ет, от него такого не дождешься…»
Пристально всматриваясь в лицо Заславского, Вешнев вдруг заметил, как осторожно и бегло через опущенные веки глаза Заславского ощупывали его с ног до головы. Вдруг от одной мысли мелкий холодный пот выступил на лбу Вешнева. «Следят!» И как только он не догадался раньше? Сердце отчаянно застучало, мысль лихорадочно заработала, ища выходы.
«Бежать! Немедленно бежать!»
В это время поезд, замедлив ход, подходил к станции Лиски, но за окнами
