Осознание того, что я стала сильнее и опытнее, чем пару лет назад, помогает справиться с малой долей чувства вины. И я считаю, что это хорошо для меня, для Джерри, для Шона и Амели и для Мадлен.
«4 декабря 2010 года. Вчера вечером ходили на бал Лестерширского и ратлендского ирландского общества гольфистов (все сборы были переданы в «Фонд Мадлен»). Это было чудесно — замечательные люди и прекрасная музыка. Мы чувствовали себя там совершенно спокойно и, главное, понимали, что находимся среди друзей. Почти весь вечер мы с Джерри танцевали. Последний раз мы делали это еще до похищения Мадлен, и теперь получили истинное удовольствие. Странно, но на этот раз чувство вины меня не терзало. Джерри просто светился от радости, похоже, он был счастлив. Как здорово весело провести время с любимым мужем!»
Наша боль, наверное, самая острая, но все наши родные и близкие друзья тоже испытывают ее каждый день. Фиона, Дэвид, Рассел, Джейн, Рейчел, Мэтт и Дайан никогда не забывают, что они были с нами, когда произошло похищение, и это тяжелые воспоминания. Так много людей скучает по Мадлен: бабушки и дедушка, братик с сестричкой, тети, дяди, крестные. И конечно же, все они беспокоятся о нас с Джерри. У каждого из нас своя жизнь, и мы не всегда ладим между собой. Для нас это очень тяжело, особенно учитывая то, какую поддержку нам оказывали родственники и друзья в последние четыре года.
На некоторых из наших друзей тоже свалились беды, которые в нашей прежней жизни мы бы посчитали очень серьезными. «Все это ничто по сравнению с вашим горем», — говорят они, словно извиняясь за то, что вообще упоминают о своих проблемах. Но смерть родственника, крушение семейной жизни, неизлечимое заболевание — это не «ничто». Мы знаем, что, если кому-то еще хуже, чем тебе, это не уменьшает твою боль. В иерархии людских горестей потеря ребенка занимает первое место, но бессмысленно и жестоко измерять чужие беды таким мерилом. Мы старались как могли поддерживать наших друзей, но иногда наши ничтожные запасы времени и сил не позволяли нам делать столько, сколько нам хотелось бы.
Я осознаю, что от окружающих я иногда жду слишком многого. Поначалу друзья и родственники постоянно были с нами и жертвовали всем, чем только могли, чтобы как-то помочь в поисках Мадлен. Но со временем у людей меняются приоритеты, появляются другие важные дела. Они живут своей жизнью, и это неизбежно и вполне естественно. Но, хоть я и понимаю это, порой мне становится невыносимо грустно оттого, что люди переключаются на другое, когда о судьбе Мадлен по-прежнему ничего не известно. И наверное, я где-то завидую их свободе. Однако же я ни на секунду не сомневаюсь, что, если мы попросим друзей или родственников что-то сделать для нас или просто побыть с нами, они ринутся к нам на помощь без колебаний. По сравнению с другими семьями, пережившими подобные трагедии, в этом нам повезло.
Алан Пайк предупреждал нас, что наша беда лишит нас кое-кого из близких друзей. Но с другой стороны, говорил он, в нашу жизнь войдут новые люди, и, возможно, мы неожиданно сблизимся с друзьями, с которыми раньше не поддерживали тесных отношений. Он был прав на сто процентов. С некоторыми людьми отношения испортились по причинам, не всегда очевидным для нас. Это было печально и вызывало недоумение, но мы научились принимать то, что в подобных обстоятельствах в этом нет ничего необычного и что эти отношения в будущем вполне могут восстановиться. Сначала нам было трудно общаться с теми, кто не откликнулся тотчас на нашу беду. Нам казалось, что они не понимали, какой стала наша жизнь, однако в некоторых случаях просто не знали об этом. Мы же, ослепленные горем, старались восстановить с ними связь.
Некоторые люди реагировали на нашу ситуацию так, что понять их было довольно сложно (хотя иной психолог нашел бы в этом немало интересного). Были такие, для кого все это оказалось слишком болезненным, и они вели себя так, будто Мадлен и не похищали вовсе. Возможно, не упоминая о случившемся или даже не принимая его, они пытались убедить себя, что этот мир остается добрым и безопасным. Как нам ни тяжело жить с не отпускающей ни на миг болью, мы осознаем, что у каждого свой способ справляться с эмоциями. Но это не означает, что такие люди лишены чувств. Бывает так, что, если человек тебе не слишком близок, он просто не знает, что сказать. Нам с Джерри проще не молчать, а говорить о Мадлен, мы считаем, что это правильно. И нам спокойнее, когда остальные поступают так же. Мы не можем вести себя так, словно ее не существует.
Одним из самых больших изменений в нашей жизни стала утрата анонимности, которую я, как и, наверное, все люди, всегда считала чем-то безусловным и незыблемым. Мне никогда не приходило в голову, насколько серьезными будут последствия. Как Кейт Хили я могла делать что хотела и когда хотела, могла разговаривать с тем, с кем хотела, могла держаться свободно и естественно, не испытывая постоянного страха, что окружающие оценивают каждое мое движение. Но неожиданно, в мгновение ока, весь мир узнал о нас и о нашей жизни все до мельчайших подробностей.
Циники возразят, что мы сами «обхаживали» прессу (как же я ненавижу это выражение!) Если этим они хотят сказать, что мы заручились помощью журналистов ради того, чтобы как можно больше людей узнали, что у нас похитили дочь и что мы делаем все, чтобы ее найти, то с этим мы спорить не станем. За последние четыре года каждое решение принималось ради Мадлен, каждая встреча с журналистами проводилась в ее интересах, не в наших. А как бы повели себя эти критики, если бы у них пропал ребенок? Забились бы куда-нибудь и стали бы надеяться на лучшее? Как бы повели себя вы? Что нам всегда было нужно, что нам нужно и сейчас, так это помощь людей. Мы считали (и в этом нас убеждали), что СМИ — лучший способ обратиться к ним.
Наши отношения со СМИ
