– Есть огонь, тащ командир! – азартно орал Николай, манипулируя джойстиком. Стабилизированный в двух плоскостях пулемет показывал чудеса меткости – ни одна пуля не ушла «за молоком». Пули КПВТ оставляли в бортах бронетранспортеров такие дыры, что голова пролезла бы, разбивали стальные колеса гусеничной ходовой части и рвали на части личный состав, пытавшийся спрятаться от возмездия за своей хлипкой «броней».
Но вот Димону приходилось сложнее, поэтому я еще притормозил, и очередь из РПК прошлась по относительно целым грузовикам. Два «Опеля» загорелись, мимоходом Дмитрий подстрелил парочку мотоциклистов. Какой-то «Кюбельваген» решил дать деру и развернулся на шоссе – три или четыре пульки прилетели ему в «спину» и вышли в кабине, забрызгав стекла красным.
– Кажись, все!!! – крикнул Колян. – Техника противника полностью уничтожена. Тащ командир, разрешите добить личный состав?
– Отставить личный состав! – Я вовремя вспомнил про вторую колонну, идущую в километре позади. – Прекратить огонь! Уходим! – крикнул и прибавил газу, выискивая в сплошной стене деревьев хоть какой-то просвет.
Повезло – метров через сто я наткнулся на узенькую проселочную дорогу с узкими, наезженными тележными колесами колеями, заполненными густой глиной. Нам на состояние дорожного полотна было, в общем, плевать – «бардак» может спокойно по размокшей пашне переть, остановить нас могли только относительно толстые деревья. К счастью, таковые нам не попались, и мы спокойно и даже немного вальяжно удалились с места побоища.
– Тащ командир, разрешите доложить! – обратился ко мне Колян, когда мы отъехали от шоссе на пару километров.
– Докладывайте, тащ лейтенант! – разрешил я, улыбаясь, – уж очень быстро с Николая слетел весь его «секретарский» лоск, из-под которого проступил профессиональный вояка.
– По данным записи СУО, огнем бортового оружия уничтожено: два средних танка противника, четыре полугусеничных бронетранспортера, шесть грузовиков, восемь мотоциклов, пятьдесят шесть человек личного состава. Еще тридцать девять человек личного состава противника уничтожено предположительно. У нас потерь и повреждений не имеется, израсходовано сто пятьдесят три патрона к КПВТ, двести двадцать семь патронов к ПКТ. Доклад закончен!
– А я всего два «бубна» успел расстрелять! – по-простецки сказал Димон и нервно хихикнул: – Человек пятнадцать завалил!
– Благодарю за службу, товарищи! – предельно серьезно сказал я. Играть так играть, у пацанов сегодня реально первый в жизни бой. Я вспомнил свой первый бой в предгорьях Кавказа: после его окончания вот таким же слегка растерянным, слегка восторженным болванчиком полдня проходил, под улыбки старших и опытных товарищей, включая бравых сержантов из моего взвода. Эх, мне бы сюда тех Коляна и Димона, которые вторую чеченскую прошли, – они бы не по записи электронного устройства врагов посчитали, а по отрезанным ушам. Да еще бы сейчас разных трофеев натащили, от перочинных ножиков до видеомагнитофонов! Впрочем, что-то меня в сторону отнесло – откуда у немцев возьмутся «видаки»?
Чтобы гарантированно выйти к своим, надо проехать на восток около пятидесяти километров – здесь и сейчас четкой линии фронта не существовало, фактически генерал Бат вел вдоль шоссе арьергардные бои, постепенно смещаясь к Бобруйску. Не было никаких оборудованных позиций, а фронт узнавался не по окопам с нейтральной полосой, а по череде боев, то затухавших, то разгоравшихся снова. Немцы наступали, мы огрызались, отступали, то и дело контратакуя.
Изменит ли наше появление баланс сил? Да кто ж его знает…
Глава 16
17 сентября 1941 года, Белорусская ССР, окрестности Минска
Сергей Наметов чувствовал себя странно – такое впечатление, что по жилам у него не кровь бежала, а боржоми – так все пузырилось внутри от пригасшего восторга и какой-то неясной радости.
Одно было понятно – он с ребятами совершенно случайно угодил в некое хитросплетение событий, прикоснулся к множеству тайн, ощутил на себе, как простое исполнение долга влияет на судьбы. Заметьте: не на его личный удел и даже не на ребят из его отряда, а чуть ли не на весь советский народ!
Громко сказано? Да как бы не наоборот… Побывайте сами в Кремле, в кабинете товарища Сталина, и вы сами ощутите, как тикают часы истории!
И возвращение на фронт тоже не разочаровывало, поскольку боевые задачи перед его ребятишками ставились с интересным условием – «группа осназа лейтенанта Наметова не должна удаляться из района предполагаемого появления объекта Брест-41». Вот так-то.
– Лягин! – позвал лейтенант. – Куликов! Ко мне.
Осназовцы подошли так, будто бестелесными были – проплыли, как призраки.
– Готовимся, пацаны. Выдвигаемся к Марьиной Горке. До станции Пуховичи на машине, а потом крюка дадим, от Свислочи зайдем. Немца в Марьиной Горке нет пока, но завтра-послезавтра он там объявится. Я и подумал: а зачем нам пробираться к немцам в гости тайком, если можно дождаться их на месте?
– Организуем теплую встречу? – ухмыльнулся младлей Куликов.
– Именно! Готовьтесь, ночью двинем.
– Есть готовиться!
Наметов посидел, собирая вещи в дорогу – рюкзак у осназовца тяжел! – а после прогулялся до хозяев – артиллеристов.
В лесочке, что приютил отряд осназа, разместился целый артдивизион – 122-мм гаубицы держали под обстрелом участок шоссе между Минском и Бобруйском, где засели корректировщики с рацией. Появятся немцы – схлопочут. И авиация не поможет – артдивизион с воздуха не выследить, лес и лес кругом. Закрытая огневая позиция.
– Комбатр, здорово! – поприветствовал Наметов командира батареи, молоденького младшего лейтенанта, вчерашнего курсанта.
Мамлей сильно нервничал, ему не сиделось – все ходил, как тот кот по цепи кругом.
– Привет! – махнул рукой комбатр и продолжил свои блуждания вокруг да около. Неожиданно что-то изменилось. Подбежал старшина, командир какого-то там по счету орудия, и доложил, что корректировщики вышли на связь – приближается немецкая автоколонна.
«Ну, начинается концерт по заявкам», – подумал Сергей.
– По местам! – заорал мамлей.
Расчеты орудий начали быстрое, но организованное движение. Наводчики поворачивали стволы орудий, замковые открывали затворы, ящичные выхватывали нужные снаряды, тряпками обмахивали их и передавали подносчикам, те волокли свой груз установщикам…
– По пехоте! Гранатой! Взрыватель осколочный! Буссоль сорок пять, уровень тридцать, прицел шесть-четыре! Первому один снаряд, огонь!
– Выстрел!
Грохнула гаубица, усылая 122-мм подарочек – фугасная граната зашуршала, уносясь вдаль по баллистической траектории.
Секунд через восемь радист прокричал:
– Товарищ командир! Влево один-сорок!
– Правее один-ноль ноль! – сориентировался мамлей. – Первому, один снаряд… Огонь!
– Выстрел!
Грохнуло. Зашуршало. Улетело.
– Прицел шесть-восемь! Батарее – беглый огонь!
Гаубицы начали бухать в максимально быстром темпе – делая по шесть выстрелов в минуту. Грохот четырех крупнокалиберных стволов проникал внутрь головы и, казалось, резонировал с костями черепа.
– Накрыли, значит, – одними губами сказал Наметов и усмехнулся: – Скоро наша очередь…
Выезжали ночью на трофейном грузовике. Фар не включали – ночь была лунная. Шоссе поражало пустынностью, да и вся округа казалась вымершей. А ведь всего два дня назад тут шли и ехали сотни людей, убегая от войны. Видать, терпели до последнего, а когда наши оставили Минск, то снялись с места и двинули на восток.
А вот окруженцев, как в июне, не было. Просто потому, что не было окружений-«котлов». Дезертиры, конечно, попадались, но эти на шоссе не совались, предпочитали лесом идти.
Многие селяне, впрочем, оставались дома. На-деялись, наверное, что немцы – народ культур-ный и
